Команданте Мамба (СИ) - Птица Алексей
Особенно, она это почувствовала, когда попала в руки, сначала Мамбы, а потом, в заботливые и нежные, конечности Луиша. Португалец холил и лелеял её, и потакал всему, что она хотела. А когда он капризничал, как ребёнок, она давала ему грудь. Ничто так не успокаивает злых и раздражённых мужчин, как мягкая или упругая женская грудь, вовремя сунутая ему в рот. Но он ей не нравился.
Не нравился потому, что, несмотря на способность выживать везде и всюду, и, будучи сильным мужчиной, и физически, и морально, он таял, словно воск, от её красоты, и становился мягким, как тюфяк. Это ей и не нравилось в нём.
Мабетта многое успела повидать, но боялась пока только одного. Этим кто-то был Мамба. Его умные и насмешливые глаза, казалось, видели её насквозь, пресекая все её интриги, и попытки отодвинуть в сторону Нбенге.
Высокий и сильный, с некрасивым жестоким лицом, и выделявшимися на нём большими губами, но очень умными глазами. Глаза — зеркало души. Эти самые его глаза, отражали всю его сущность, и выдавали много эмоций, но не поверхностных, а глубинных.
Исподтишка наблюдая за ним, Мабетта не раз замечала его задумчивость, наплевательское отношение к женщинам, и при всём этом, отсутствие животной жестокости. Но его требовательность, работоспособность, и постоянные изменения жизни, которые он навязывал остальным, пугали своей нелогичностью и необычностью.
Казалось, он знал всё: как рожают женщины, как срастить кости, чем можно отравиться, и чем спастись от отравления, и как можно жить лучше и комфортнее. Особенно, пугало последнее, ведь он знал то, что не знали арабские предки Мабетты, и это пугало, до дрожи. Казалось, в нём жило два человека.
Он не боялся молний, наводнения, болезней. На все вопросы у него всегда был ответ. Повитухи шептались, что он самый сильный колдун, из тех, о ком они, когда либо, слышали. А он продолжал быть непонятным, ведя себя, то, как ребёнок, то, как старый, древний дед. Он был, то страшным, то весёлым, но чаще всего — страшно-весёлый, часто разговаривающий на грубом чужом языке. Особенно он любил ругаться на этом языке. Одну из фраз она запомнила — «Ну и дебилы». «Дауны бестолковые», «Ленивые балбесы», остальные фразы он говорил очень быстро, и она их не запомнила, но они, в основном, начинались на «Что за…», и, явно, были грязными ругательствами.
А Мапута, которая была предана ему, до последнего мига своей жизни, как-то шепнула Мабетте, что в нём живёт сильный дух, который случайно оказался в его теле. Он пришёл случайно, но решил остаться, чтобы спасти их всех от ужасного Вуду, и от белых людей, которые отовсюду стали проникать в Африку, убивать и эксплуатировать негров. С теми словами она и умерла.
Мабетта не сомкнула тогда своих глаз всю ночь, дрожа от страха и всматриваясь в ночь, боясь увидеть белые белки злых глаз Мамбы. Унган, он унган, — шептала она вслух.
После смерти Нбенге, он резко изменился, и, постоянно прятавшаяся от него, Мабетта замечала его тоскливый взгляд, устремлённый в никуда. А потом начались нововведения, от которых кругом шла голова.
Мамба стал учить их вести хозяйство, долго рассказывая о невидимых насекомых, называемых микробами. От этих разговоров, она постоянно ощущала, как по её телу они бегают стадами, туда — сюда, туда — сюда, нисколько не стесняясь её, резвясь и прыгая на каждой точке её тела.
Дальше — больше. От реки, по его приказу, стали рыть мелкие каналы для орошения полей. Посадили небольшие фруктовые сады, и увеличили посадки банановых деревьев. Гончары стали ваять большие глиняные кувшины для хранения зерна. Увеличили поголовье скота, пригнанного с других территорий.
В земле вырыли круглые, неглубокие ямы и обложили их обожжённой глиной, залив туда чистую дождевую воду, а потом ещё и закрыли деревянными крышками. У кузнецов появились топоры и длинные железки, с треугольными зубцами, со странным названием — пила. Мотыги, лопаты, и другой, не виданный доселе, инструмент. Особенно женщинам понравились серпы, ими очень легко было срезать стебли сорго и маиса.
По городу стали важно расхаживать курицы, во главе с петухами, и рыться в пыли, ища там себе пропитание. Их Мамба привез из похода, найдя у суданских племён. Охотники привезли в плетеной клетке, пойманных далеко отсюда, цесарок, и женщины стали их выращивать.
Многое изменилось с того времени, как попала сюда Мабетта. А о том, что было здесь раньше, и вообще упоминать не стоит. Заброшенная, никому не нужная деревня, откуда забирали всех здоровых мужчин и юных девушек, обреченная на вымирание, последнюю точку в жизни которой собирались оставить суданцы, охотники за рабами, возродилась с невиданной силой.
Поля были засеяны сорго, бататом, маисом, таро, тыквами, ямсом, местными овощами, и прочими культурами. Вокруг Баграма распахана саванна. С недавнего времени, саванну вспахивали пригнанными быками и одомашненными буйволами. Пахали плугом, придуманным Мамбой. Мало того, всех молодых воинов периодически пригоняли на поля, где они убирали урожай, помогая в этом женщинам, а потом снова поднимали пыль на полигоне, гоняясь друг за другом с деревянными палками, получая синяки и ссадины.
Кругом кипела жизнь. Маршировали сотни воинов, бежали за ними, в пыли, мальчишки и девчонки. Ремесленники работали и днём, и ночью, создавая, заказанные Мамбой, кожаные доспехи. Кузнецы, полностью отдавшись любимому делу, ковали лезвия для ножей, копий и наконечники для стрел, уделяя время для работы над инструментами и сельскохозяйственными орудиями.
Совместными усилиями, пригнанных из Южного Судана ремесленников и местных умельцев, согнанными со всех сторон пленными, были созданы ручные мельницы, а идеи, озвученные чёрным Мамбой, постепенно стали претворяться в жизнь.
Улучшались ручные мельницы, расширялись арыки, а люди работали с все большей отдачей, веря в себя, и в свою армию, растущую прямо на глазах. Скоро гончары создали большие котлы, размером с хижину, где хранились запасы зерна под огромным навесом, сделанным из свежих досок, напиленных с помощью длинной пилы.
Не только гончары и кузнецы стали привлекаться в Баграм, но и резчики по кости и дереву, художники, умеющие рисовать, на чём угодно, и чем угодно. Умельцы, готовые вязать разнообразные корзины, и прочие вещи, из веток, лозы и коры деревьев, скрепляя всё это шкурами животных и змей.
Даже женщинам нашлась работа, трепать волокна из растений, а потом вязать из них одежду, и циновки. Всё это зрело постепенно, но, за последние три месяца, невероятно ускорилось.
Мабетта всё равно ужасно боялась Мамбу. Он ушёл, а с ним ушло две сотни воинов. Ушли лучшие, и она не сомневалась, что он вернётся. Весь в крови своих врагов, ещё более дикий, и жестокий, чем был, но с такой тоской в глазах… готовой поглотить всё вокруг.
Хотелось прижать его к своей груди, и провести по его коротким кучерявым волосам своей рукой. Но… нет. Ни Луиш, ни он, не простят ей такого поступка. А Луиш… пусть лучше работает над теми задачами, которые поставил ему Мамба, помогает Бедламу управлять большим городом, и создавать караванный путь на запад и север.
Мамба никогда не бил ни детей, ни женщин. А к мужчинам относился, может и презрительно, но никогда не отказывал в помощи. Луиш ей рассказывал: — лучше не видеть его ярость и ненависть. Незначительная сначала, она, как будто, разгоралась у него внутри, затопляя его, и распространяясь на всех, кто воевал под его началом.
Нет, она не собиралась предавать Мамбу. Бояться, боялась, но предавать — никогда, ведь она не была такой дурой, как остальные. Может, лучше подождать, и быть всегда рядом, а там, горе сотрется, со временем, а Луиш куда-нибудь денется. На всё воля Аллаха.
Интерлюдия. Аксис Мехрис.
Аксис Мехрис подгонял осла, спеша навстречу со своим императором, Йоханнысом IV. Два его, оставшихся в живых, охранника, шагали за ним, вслед за, неспешно идущим ослом, только делающим вид измученного быстрой ездой животного.
