Адепт не хуже прочих - Павел Николаевич Корнев
— Не, босяки, — вздохнул я, — так мы с вами каши не сварим…
— Погоди ты! — одёрнул меня светловолосый. — Златобор твой поначалу к одной из благородных подкатывал, но от ворот поворот получил. Нас подряжал дворянчика проучить, чтобы вокруг его зазнобы не увивался, так мы отказались.
— Значит, Заряна лавочника отшила? — пробормотал я, прикидывая, получится ли это использовать в своих целях. — А что же дуболомы его фабричные — побоялись с дворянчиком связываться?
— Может, и не побоялись бы — они ж на голову ударенные, только за две седмицы, пока в карцере куковали, до этого барана дошло, что ему ничего не светит, вот и угомонился.
— Ага! — подтвердил второй босяк. — А как фабричных выпустили, так они всегда при нём.
— Не всегда, — поправил приятеля вихрастый. — Их по разным отрядам раскидали, да и в библиотеку не ходят — в буфете купчишку дожидаются. Есть здесь такой, где за деньги пиво наливают.
— Он платит? — уточнил я.
— А кто ещё?
— А босяк? Так с фабричными и водится?
— Тень-то? Не, они теперь волком друг на друга глядят, — сказал светловолосый, поймал пятиалтынный и расплылся в довольной улыбке. — Благодарствуем!
Я соскочил с подоконника и придержал парней.
— Сейчас с фабричными потолкую — как свидетелей опрашивать станут, скажите, что они первыми начали. С меня тогда ещё четвертак.
— Не-е! За такое полтинник на двоих гони. Не жмись, ты ж боярин!
— Похоже, будто у меня деньги куры не клюют? — нахмурился я. — И четвертака за глаза! Сделаете — расплачусь, как из карцера выйду.
Босяки переглянулись, но всё же кивнули — один и другой.
— Замётано.
Я взял у входа деревянный поднос, но к раздаче не пошёл и присоединился к троице своих знакомцев, сел сбоку от Златобора, напротив фабричных.
— Не дёргайся, лавочник! — недобро улыбнулся я. — Бить не буду.
Тон мой говорил об обратном, и крепыши напряглись.
— В карцер захотел? — хмуро бросил тот, с которым я ехал с железнодорожной станции — повыше и понаглей.
— Карцер — мой дом родной, — заявил я в ответ серьёзней некуда и усмехнулся: — Вам-то разносолы туда не носили! — После вновь обратил своё внимание на Златобора. — Не ёрзай, лавочник! Просто поговорим!
— Я из купцов! — с вызовом бросил покрасневший от возмущения юнец.
— Плевать! — отмахнулся я и потребовал у фабричных: — Идите погуляйте пока!
Но те уходить не пожелали.
— Вот ещё! — фыркнул один.
— Сам гуляй отсюда! — поддержал товарища второй.
— Ну-ну! — усмехнулся я и предупредил: — Станете пасть разевать, пожалеете! — И отвернулся от них, сказал Златобору: — За тобой должок, лавочник!
Лощёный юнец едва не подскочил.
— Это ты чего ещё удумал⁈ — возмутился он. — Ничего я тебе не должен!
— Должен! — отрезал я. — Ты на меня этих дурней натравил, они мне нос разбили, пришлось за стирку платить. Я чужого не беру, но что моё — то моё.
Фабричные после этого заявления явственно расслабились, а Златобор и вовсе посмотрел с нескрываемым презрением.
— Так ты из-за этих грошей сюда пришёл? Уймись! Чай, не обеднеешь!
Я покачал головой.
— Ты не понял, лавочник! По-хорошему или по-плохому, но я своё получу. Если понадобится — буду день за днём тебе при всём честном народе подзатыльники отвешивать, пока не сорвёшься и в драку не полезешь. А не хватит духу — тоже ничего. На тебя после такого самая распоследняя замухрышка не посмотрит!
Фабричные разом набычились. Один хрустнул костяшками пальцев, другой зло спросил:
— А мы на што?
— А вы в другом отряде! — ухмыльнулся я и продолжил давить на Златобора: — И ты либо всеобщим посмешищем станешь, либо в карцере прохлаждаться наравне со мной будешь. Отстанешь, вылетишь и вернёшься в лавку к папочке. И знаешь, что он тогда тебе скажет? Он скажет: ну и на кой чёрт ты вообще в школу сунулся? Столько денег на тебя перевёл, бестолочь, и всё впустую!
И вот тут я угадал, Златобор после этих моих слов как-то съёжился даже.
— Ты ж кем-то большим хотел стать, — насел я на него пуще прежнего. — Важным и влиятельным. Тебе тайные искусства и даром не сдались, тебе власть нужна. Чтоб не прятаться от босяков за мамкиной юбкой, и не жаловаться папе на соседское хулиганьё…
— Замолчи! — потребовал Златобор, стискивая кулаки. — Закрой свой поганый рот!
Но — нет, меня уже понесло.
— Вечно от всех конфетками-пряничками откупался. Лишь бы только не били и с тобой водились. А потом что? Из кассы подворовывать начал и ватагу отбросов собрал, в царька играть начал? Так тебя просто доили! И до сих пор доят! А здесь такое не в чести. Здесь все тайнознатцы! Каждый задолжает за обучение больше, чем лавка твоего папеньки стоит! Почему, думаешь, девчонки на тебя как на пустое место смотрят? Да просто им и даром такая размазня не сдалась!
До самого конца не был уверен, что выгорит, но нет — нащупал болевую точку, отдавил мозоль.
— Да ты! — взвыл Златобор, вскакивая с лавки, и я ткнул уголком подноса по лицу крепыша напротив, подносом же прикрылся и от кулака второго из подпевал лавочника.
Хрустнуло! В руках у меня осталось две доски, я врезал обеими разом по ушам зажавшего отбитую руку фабричного, а дальше на меня навалился Златобор. Пустое! Прежде чем лавочник успел вцепиться в горло, я коротким тычком в печень усадил его обратно на лавку.
И сразу: ниц!
Но — фигу с маслом! Я устоял.
Глава 18
На сей раз директор меня своим вниманием не удостоил, и даже старший наставник интереса к драке не проявил. Будто не боярин бучу устроил, а отпетое хулиганьё нашкодило. Всем участникам стычки присудили по десять суток карцера — явно с тем расчётом, чтобы освободились лишь под самый занавес карантина и дальше уже мотали кишки кому-нибудь другому. Восстановление выбитых ударом подноса зубов повесили на признанного зачинщиком драки Златобора, что меня всецело устроило, а вот пребывание на нижнем уровне казематов понравилось куда меньше заточения в обычной камере. Там было холодно и сыро, до небесной силы получалось дотянуться лишь
