Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Том 2. Месть каторжника. Затерянные в океане
— Что ты там мне рассказываешь? — удивился банкир.
— Истину, господин! — подтвердил торжественно малаец. — Мне на своем веку довелось совершить немало этих переходов, и теперь я не могу без трепета вспомнить о них!.. Поймите, господин, — прибавил малаец, понижая голос, — ни один наш переход через эти проклятые гроты не обходился без гибели нескольких человек, утащенных так или иначе чудищами! Стало быть, всякий раз, как великий начальник требует к себе кого-нибудь, предстоит гибель людей! Несмотря на это, я с радостью пошел бы опять к Квангу по его первому требованию, пренебрегая всякими опасностями, будь только у меня пароль для перехода; но без него это значит — идти на верную смерть!
— Итак, о путешествии туда нечего и думать? — спросил разочарованный Лао Тсин.
— Вы сказали истину, господин! — подтвердил Саранга. — Если бы еще было время муссонов, когда гроты бывают свободны от воды в продолжение целых суток, — ну, тогда еще можно было бы сделать попытку пройти их без проводников; но ждать муссонов придется еще более полугода!
— Да, плохо дело! — сказал задумчиво банкир. — Но если мы, за эти новые полгода, опять ничего не узнаем о Кванге, решишься ли ты тогда отправиться к нему?
— Клянусь вам, господин, что я решусь тогда на все, — будь даже гроты полны воды и акул, потому что мне самому страшно хочется видеть нашего великого главу!
— Эти гроты далеко идут под землей?
— На двадцать четыре морских мили, которые приходится плыть на пирогах, ежеминутно сражаясь с акулами… Нередко случается, что какая-нибудь из них вскакивает в пирогу, и тогда приходится отбиваться от нее топорами.
— Это ужасно!. Но разве нельзя миновать эти гроты, пройдя другой дорогой?
— Другой дороги нет, по крайней мере, я ничего не знаю об этом. Все берега острова, — я могу вам сказать, господин, что это остров, и не должен лишь называть его имени и места, где он находится, — все они представляют собой отвесные стены, от двухсот до трехсот метров высотой. Вследствие этого взобраться на них нет возможности, и на остров можно проникнуть лишь сквозь стены, которые в разных направлениях изрыты гротами, наполненными водой и акулами… Вот все, что я могу сказать вам; дальше описывать вам остров я не имею права.
— Спасибо, Саранга, и за это! — заключил беседу банкир. — Когда придет время, я тебе напомню о твоем обещании.
— И я буду верен ему! — сказал малаец, откланиваясь и уходя к себе.
Когда Саранга ушел, к Лао Тсину тихо явился его молодой клерк, Лай Пинг, и сказал, подавая две визитные карточки и листок бумаги:
— Эти три человека ожидают вас уже около получаса.
Лао Тсин взглянул сначала на листок шелковой бумаги и вздрогнул от неожиданности: на листке было оттиснуто секретными китайскими знаками, ключ к которым был известен ему:
ЛИ ВАНТ,
ЧЛЕН ВЕРХОВНОГО СОВЕТА
ОБЩЕСТВА ДЖОНОК
— Проси! — сказал он и подумал про себя: — Наконец-то… Вот и сведения, которых я так давно жду! Несомненно, случилось нечто чрезвычайно важное, если такое лицо решилось оставить Пекин, где в любой час дня и ночи могут прийти к нему какие-нибудь приказания от Кванга…
— Господин Ли Ванг, — продолжал между тем клерк, — просил передать вам, что он желает быть принятым вместе с двумя европейцами, карточки которых перед вами: это, кажется, важные особы, рекомендованные ему французским посольством в Пекине.
Банкир взглянул на карточки. На одной из них значилось под дворянской короной:
МАРКИЗ ДЕ СЕН-ФЮРСИ,
ЧЛЕН ФРАНЦУЗСКОГО ПОСОЛЬСТВА
В ПЕКИНЕ
Другая заключала на себе скромную надпись:
ГОНТРАН ДЕ ЛАНЖАЛЕ,
МОРСКОЙ ОФИЦЕР
— Хорошо, — решил Лао Тсин, — пусть войдут все трое вместе, хотя я в этом союзе трех различных лиц ровно ничего не понимаю!
IV
Нежелательное предисловие. — Нет более Кванга, и правда ли это? — «Не угодно ли открыть карты?» — Честный человек или мешок с деньгами? — Увы, его более нет! — Самоуверенность посетителя. — «До завтра!»ВХОДЯ К БАНКИРУ, ЛИ ВАНГ ПРОПУСТИЛ ВПЕРЕД двух своих спутников и плотно притворил за собой дверь, как человек, готовящийся к конфиденциальной беседе и не желающий, чтобы его кто-нибудь подслушал.
Банкир встретил посетителей обычными приветствиями на английском языке и указал им на места, которые они и заняли.
— Мои товарищи, — начал Ли Ванг на том же языке, — не говорят ни по-английски, ни по-китайски, и я, в случае надобности, могу быть переводчиком для них, так как они намерены сообщить вам интересные сведения и подтвердить то, что я должен сказать вам.
Лао Тсин не привык выслушивать подобные предисловия от лиц, обращающихся к нему по финансовым делам, и эта краткая речь Ли Ванга сразу оттолкнула его от посетителей. Эти люди как он думал, пришли к нему совершить какую-нибудь денежную операцию, но в то же время хотят еще заранее быть уверенными в успехе, для чего стараются расположить его к себе какими-то «интересными» для него сведениями. Однако, несмотря на свою нелюбовь к различным подходам в разговорах, Лао Тсин решил терпеливо выслушать все, что скажут ему посетители, будучи только настороже.
— Я вас слушаю, — сказал он, приветливо улыбаясь и намеренно умалчивая о том, что ему нет надобности в переводчике, так как он сам вполне владеет французским языком. Умолчание это давало ему преимущество перед собеседниками, которые, думая, что он не понимает по-французски, могли не стесняться в замечаниях, высказывая их друг другу.
— Сперва позвольте мне спросить вас, как банкира нашего общества, — продолжал Ли Ванг, — имеете ли вы какие-нибудь известия о нашем верховном главе?
— Я могу предложить вам тот же вопрос, — отвечал Лао Тсин. — Со времени моей последней поездки в Пекин и до сего дня я знаю об этом столько же, сколько и тогда, то есть ровно ничего.
— Хорошо, очень даже хорошо, ваше превосходительство! — воскликнул Ли Ванг.
Лао Тсин носил аметистовый шарик на шапочке и потому имел право на этот титул. Он молча поклонился в ответ на вежливость Ли Ванга, который продолжал:
— Я также ничего не знаю с тех пор, как оставил Кванга в Париже, где он передал мне скипетр Хуан-ди, похищенный варварами из летнего дворца его величества, равно как и большой бриллиант из коронной французской сокровищницы, врученный потом мной ее величеству, императрице Нан Ли, вместе с драгоценным скипетром.