Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Том 2. Месть каторжника. Затерянные в океане

Он сказал гостям «до завтрашнего вечера!», и они расстались. Посягавший на высокое звание Короля Смерти ушел от банкира настолько довольный результатами совещания, что можно было подумать, будто вся заманчивая власть уже в его руках: стоит ему лишь приказать, да распорядится. До такой степени превратно понял он, при всей своей хитрости и пронырливости, своего соотечественника!

V

КАК ТОЛЬКО УШЛИ ПОСЕТИТЕЛИ, Лао Тсин ударил в гонг и сказал явившемуся на зов камердинера.

— Ты хорошо заметил этих трех господ, что сейчас были у меня?

— Очень хорошо, господин!

— Ну, так ступай за ними следом и заметь, в какой гостинице они остановились.

— Слушаюсь, господин, ваше желание будет в точности исполнено!

И камердинер бросился вслед за посетителями, держась, конечно, так, чтобы не быть замеченным ими.

Дав такое поручение своему верному слуге, вечно находившемуся у двери его кабинета, банкир потребовал к себе опять малайца Сарангу.

— Приготовься, милый мой, к отъезду на завтра, — сказал он ему, — есть очень важное дело, с которым надо спешить!

— Как, господин! — воскликнул малаец. — Вы хотите, чтобы я пошел на верную смерть?..

— Не бойся ничего, я не требую от тебя этой слишком дорогой жертвы. Выслушай только меня!

И банкир начал что-то шепотом говорить своему собеседнику, причем, по ходу рассказа, глаза малайца сверкали то гневом и ненавистью, то дикой радостью удовлетворенной мести… В заключение Лао Тсин сказал уже громко:

— Понял ты меня?

— Отлично, господин!

— Ты их доведешь до входа в эти гроты и, указав им дальнейшую дорогу на остров, вернешься назад.

— Хорошо, господин! — одобрил малаец план банкира. — Так именно и должно наказывать изменников!

— Итак, Саранга, будь готов к завтрашнему дню! — заключил свое совещание с малайцем Лао Тсин.

Когда Саранга ушел, в кабинет явился запыхавшийся камердинер-яванец.

— Ну? — спросил с нетерпением банкир.

— Эти люди, господин, не остановились ни в каком отеле, — сказал яванец.

— Что ты мне говоришь?!

— Истинную правду, господин: они пошли прямо к морскому берегу, где их ждала шлюпка. Они сели в нее и направились к французскому фрегату, что называется «Бдительным». Этот фрегат пришел к нам утром.

— Удивительно! — воскликнул банкир.

— По всему видно, господин, что они остановились на этом самом французском фрегате, потому что шлюпка, в которую они сели, по-видимому, принадлежит «Бдительному».

— Ну, хорошо! А можешь ты узнать француза, который помоложе другого?

— Могу, господин!

— Сумел ли бы ты передать ему письмо?

— Нет ничего легче, господин!

— Хорошо! Но нужно сделать это так, чтобы другие два его товарища не видели этого.

— И это можно сделать!

— Заметь, крайне важно, чтобы два другие не видели ничего!

— Я вот что, господин, думаю…

— Ну?

— Так как это французское судно имеет платежные требования на наш дом, то можно было бы, от вашего имени, господин, предложить его офицерам подарки: я бы взял с собой корзину с бананами, ананасами, апельсинами и другими плодами и, сев в лодку, поехал бы к фрегату.

— Под видом торговца? Это недурно!

— Нет, господин, военные суда очень строги, и меня не пустили бы прямо на борт.

— Тогда что же ты хочешь сделать?

— Подплыв к судну, я стал бы кричать: «Подарки! Вот подарки от господина банкира Лао Тсина экипажу французского фрегата, имеющего дело к нему!» Тогда меня немедленно пустили бы на борт судна с моими фруктами.

— Недурно! Право, ты находчивее меня в этом деле!

— А поднявшись на борт, я бы тотчас же раздал командиру фрегата и прочим офицерам пригласительные билеты на сегодняшний вечер!

— Это лучше всего! Вот именно та идея, до которой я не мог додуматься и которая как нельзя более кстати! — воскликнул восхищенный банкир.

— Вот тут-то, с этими билетами, я мог бы незаметно вручить письмо младшему французу!

— Отлично, отлично! Теперь иди и приводи в исполнение твой план! — заключил Лао Тсин.

«Вдвойне изменник! — с гневом произнес он, оставшись один в своем кабинете. — Его поведение гораздо хуже, чем я думал! Приехал сюда на военном судне, которое враждебно нам, нашим братьям! Что можно вообразить себе недостойнее этого?» Я сначала колебался, обдумывая средство к наказанию этого человека, но теперь вижу, что преступление превышает даже это средство!.. Теперь мне остается только поговорить с младшим французом который вселяет некоторое доверие к себе. Надеюсь, что он не откажется сказать мне правду, если я обращусь к его совести и чести. Я таким образом могу узнать об участи моего бедного Фо! Может быть, он присутствовал при его кончине и знает наследника, которого тот назначил себе… Я ему скажу, что мне нужно переговорить с ним наедине, без свидетелей, и что я все сделаю для него, чего он ни пожелает, если он только откроет мне правду!

Между тем слуга-яванец, с огромной корзиной разных южных плодов, которыми так богата Ява, подъезжал уже в лодке к борту «Бдительного».

— Вот подарки! Подарки от господина Лао Тсина! — начал кричать яванец.

Экипаж броненосца, бывший на отдыхе, тотчас же заметил подъезжающего гостя и, слушая его исковерканный французский язык, начал было трунить над ним; но один из офицеров, услышав имя Лао Тсина, остановил матросов и дал знать о приехавшем яванце заместителю командира, Люку Пенарвану.

— Черт возьми! Посланец от Лао Тсина! Этому нельзя отказать!.. Да еще с фруктами, которые заменят нам этот давно опротивевший голландский сыр!.. Нравится ли вам, Пенарван, голландский сыр?

— Это зависит…

— От чего?

— От ветра, от моря, от погоды, от настроения командира!

— Честное слово, с вами никогда нельзя говорить серьезно!

— Однако у этой яванской обезьяны я вижу пакет в руках: должно быть, от самого Лао Тсина…

— Вот видите!

— В таком случае, — решил заместитель, — пустите его на судно, да сделайте это так, чтобы фрукты не пошли как-нибудь ко дну.

— Уж будьте спокойны!

В две минуты яванец с фруктами был на палубе «Бдительного», но к фруктам его было запрещено прикасаться до распоряжения командира судна.

Этот последний, известный уже нам бравый морской волк Маэ де Ла Шенэ, заканчивал в это время свой туалет, собираясь с визитами к французскому консулу, к банкиру Лао Тсину и к командирам двух американских броненосцев, которые вежливо салютовали ему двадцатью одним выстрелом, когда судно его вставало на рейд.