Колодец трёх рек. Москва приоткрывает вам тайны своих подземелий - Даниил Юрьевич Давыдов
– А я сразу понял, что они просто мимо ехали. Нас же даже не обшмонали. Мало ли чего мы из карманов могли не достать, – размахивая руками, весело говорил Андрюха.
Только тут до меня начало доходить, почему нас в самом деле отпустили: сотрудники и не догадывались о наших приключениях, о том, где мы были, о сорванной сигнализации. Проезжая мимо по своим делам, они заметили нас, перелезающих через забор.
– Я ещё капитана майором назвал, слыхали? Я всегда так делаю! Они добреют и отпускают быстрее, – продолжал хвастаться наш товарищ.
– Слыхали! – хмуро отозвался Балакин. – Ладно, пошли в метро, там хоть в переходе погреемся.
В палисадниках, между торчащими тут и там отсыревшими картонными блоками от ракетниц, жёлтыми и фиолетовыми крапинками валялись конфетти. В некоторых окнах ещё мигали новогодние гирлянды и мерцали телевизоры, но большинство москвичей, шумно встретив праздник, уже погасили свет в своих жилищах. А мы, пошатываясь от усталости, грязные, с мокрыми ногами, шли по пустому и сонному городу в новый год нашей жизни.
Глава 11
Загадочная труба
Мои друзья постепенно остывали к поиску Колодца трёх рек, да я и сам не то чтобы разочаровался, но держал эту идею где-то в глубине, заперев её в самых дальних, потаённых уголках души. Да и как его искать? Никто ничего подсказать не мог, Задикян отчего-то намеренно избегал разговоров о Колодце, даже в Музее воды об этой шахте ничего не знали. Текущие дела так или иначе заставили подзабыть о поисках, и каждый из нас продолжал жить своей обычной жизнью – у Андрюхи институт, у Костика работа, у меня школа. Мы даже в подземелья стали выбираться редко. По субботам встречались в диггерском штабе. Чаще всего Маклаков назначал на этот день какие-нибудь съёмки, а мы его сопровождали. Бывало, снимали что-то и под землёй, но чаще шеф вёз нас куда-нибудь в центр и, ставя за своей спиной, рассказывал журналистам о причинах появления на том или ином доме трещины. Иногда обнаруживал едва заметные проседания почвы и тогда рассказывал о процессах, происходящих под ногами москвичей.
Нередко Владимир говорил в интервью: «Наши специалисты обследовали коммуникации в этом районе…» или «вместе со своими помощниками я спускался в этой точке.» – и у меня постепенно стало возникать чувство, похожее на ревность. По всему выходило, что у него есть ещё какие-то помощники, кроме нас. Вот им-то и достаются самые интересные подземные исследования, однако никаких других помощников я никогда не видел.
– Да никого у него нету, не переживай, – успокаивал Костик. – Ты что думаешь, что с понедельника по пятницу в штабе дежурит другая смена диггеров? Если Маклаков что-то и исследует по будням, то сам, а журналистам про помощников говорит так, для важности!
Было что-то странное и в самом главном диггере: с одной стороны, он общался с нами как бы на равных, но его эрудиция поражала. С другой – мне иногда начинало казаться, будто Маклаков просто придумывает некоторые истории: например, он любил рассказывать, как спускался в подземное московское море – огромную пещеру, расположенную на глубине восьмисот метров, но каждый раз в его рассказе появлялись какие-нибудь новые подробности. И он никогда не говорил самого главного – как нашёл туда вход. К тому же в Колодце трёх рек он тоже, по его словам, побывал не раз, но частенько рассуждал о необходимости его найти.
– Ну, есть Колодец, есть, должен быть! – заявлял Владимир.
– Так ты же в него спускался? – удивлялись мы.
Маклаков отворачивался, а потом, точно вспомнив что-то более важное, заговаривал на отвлечённую тему:
– До революции археолог Щербатов обследовал подземелья Кремля. Ему стоило больших трудов попасть в башенные подземелья. Входов не сохранилось. Когда-то подземный Кремль использовался, в подземельях хранили порох, пушечные ядра, цистерны чистили, ходили подземными ходами, а попадали в них через церкви и палаты, расположенные внутри Кремля. Но Кремль изнутри перестраивался, возникали новые корпуса и здания. Наш учитель Стеллецкий писал же, что обнаружил подземный ход, разрушенный при строительстве Арсенала. Так и исчезали входы в подземную Москву во время её перестройки. Под землёй нижние ярусы всё те же, а входов с поверхности нет!
Несколько раз я виделся с Колбуковым. Я просто сопровождал Артёма Аршаковича, когда тот встречался с учёным по какому-нибудь делу, но один раз мне довелось столкнулся с Орестом Николаевичем в метро.
– А-а-а! – широко улыбнулся он. – Ну как, библиотеку Грозного государя пока не удалось отыскать? А мы, между прочим, работаем на одном любопытном объекте – изучаем фундаменты дома причта церкви XVII века. Нашли бы время навестить нас, молодой человек.
Я рассказал ему о Колодце трёх рек, умолчав лишь о самовольном проникновении на территорию ИБХ в новогоднюю ночь.
Внимательно меня выслушав, профессор в задумчивости почесал бороду и вдруг сказал:
– А я спрошу директора ИБХ об этом. Я с ним знаком. Не с объектом, с директором. И Артёма попытаю, может, чего и расскажет.
Я, конечно, понимал, что у Ореста Николаевича и без нашего Колодца дел по горло. Статьи, публикации, раскопки, конференции – ему ли выяснять, где находится интересовавший нас объект, да и существует ли он на самом деле? Когда я рассказал о моей случайной встрече с археологом Костику и Андрюхе, они, к моему удивлению, встрепенулись.
– Кажется, Николаич – наш человек! Если он заинтересовался, значит, выяснит, всё-таки учёный. Он же в своей работе и не с такими загадками дело имеет, – утверждал Андрюха.
– Археолог – это не просто учёный, а ещё и романтик! Археологи же вообще не за зарплату работают, а потому, что интересно. Раз сказал, должен помочь, будем ждать! – вторил ему Балакин.
Ждать. Снова ждать… А сколько? На этот вопрос ответа у меня не было. Звонить Колбукову лишний раз было неудобно. Хоть он и разговаривал со мною приветливо, всё же я чувствовал какую-то невидимую стену в общении с ним. Словно серьёзный взрослый человек присел на корточки, чтобы поговорить с ребёнком и как бы стать с ним на время одного роста.
В четверг, когда я вернулся из школы, мама встретила меня в прихожей и, понизив голос, сказала:
– Тебе профессор звонил. Каблуков! – При этом она посмотрела на меня так, словно я пришёл вовсе не из школы, а по меньшей мере прилетел из космоса.
– Колбуков, а не Каблуков! – радостно воскликнул я. – Что просил передать?
– Просил тебя перезвонить. Ты лучше скажи, зачем моему сыну-двоечнику звонит профессор?
Я объяснил, что
