З Валентин - За чудесным зерном
Когда наконец он пришел к Имогене, девушка даже не успела рассердиться: Доминико взял ее за руку и коротко сказал, что согласен пахать землю до тех пор, пока эта старая скупая земля не заплатит все долги старого Хозе.
— Имогена, земля не только заплатит все ваши долги, — она сделает наш край богатейшим в мире. — И он рассказал девушке все, что знал сам.
***Осень баюкала землю ночными теплыми дождями. Дни были полны еще горячим солнечным светом. Тощий скот отъедался на зеленевшей траве. Но недовольство крестьян не уменьшалось. Урожай всего года уже погиб. Зима была близко и вновь посеянное зерно не могло бы созреть до наступления холодов.
И вот на рассвете, когда дальние горы еще лежали в розовом тумане, Доминико Лимоджелли вышел на крохотное поле старого Хозе. Доминико щедрой рукой разбрасывал зерно, взятое в монастыре, по взрыхленной накануне земле. Позади плелся старый Хозе. Он то крестился, призывая святую Имогену благословить своих детей, то отчаянно ругался, хватаясь за голову при виде каждой взлетавшей в воздух горсти зерна.
— Итальянец сошел с ума! — восклицали соседи. — Через месяц ветер с гор выморозит весь посев.
Доминико шагал по полю, не слушая ничего. Хозе хныкал попрежнему. Он раскаивался в том, что позволил этому сумасшедшему уговорить себя. Имогена упрямо поджимала губы, слушая насмешки подруг. Зерно ложилось в землю.
И вот, мистер Сэведж, — это зерно, вымокшее в жидкости, приготовленной Доминико Лимоджелли, дало ростки.
Было полнолуние. Доминико выходил по ночам в поле. Ему казалось, что зеленые стебли карабкаются из земли у него на глазах. С каждым рассветом все выше и гуще поднимался посев. Это был лихорадочный рост, бурное цветение, неудержимое созревание. Когда же на горную гряду упали тяжелые клубы зимних туч, в долине на клочке тощей и жалкой земли стебель к стеблю столпились тяжелые желтые колосья.
Слух о чуде разнесся по окрестным деревням. Разумеется, это чудо могло послужить для славы монастыря, потому что зерно, посеянное на земле старого Хозе, было взято в долг у монастыря св. Имогены, и немудрено, если бы святая совершила чудо.
Но история повернулась иначе.
Отец Паскуалэ был полон кротости и благожелательности в тот день, когда позвал к себе Доминико Лимоджелли.
По выбеленным коридорам монастыря шла торжественная и радостная суета. Иные из монахов полагали, что через несколько дней в монастырь хлынут толпы богомольцев, и готовили ладанки с пшеничными зернами. Ладанки эти в ближайшем будущем должны были чудесным образом умножать урожай. Другие монахи приготовляли комнаты для наиболее уважаемых посетителей. Третьи рисовали и лепили те маленькие изображения святых, которые так быстро расходятся среди богомольцев.
Однако некоторые из братьев покачивали головами, так как до них дошли смутные, передаваемые из уст в уста сведения. Эти сведения распространялись теми бедняками, которым в течение всего времени Доминико Лимоджелли паял и починял их убогую посуду и с которыми охотно пускался в разговоры.
Доминико Лимоджелли сам подтвердил перед лицом приора то, о чем другие шептались по углам. Доминико утверждал, что святая Имогена была решительно не при чем в истории необыкновенного урожая. По словам итальянца, зерна выросли в такой чудесно короткий срок и дали столь богатый урожай только благодаря тому, что полежали несколько часов в жидкости, которую Доминико изобрел для чистки металлических предметов. Итальянец утверждал, что свое открытие он проверил на участке старого Хозе и теперь может каждому дать подробное и точное наставление, что нужно делать, чтобы за лето снимать три и даже четыре урожая.
Доминико Лимоджелли утверждал, что, обладая столь чудесными зернами, не нужно будет бояться ни засухи, ни нужды, ни даже самого господа бога. Впрочем последние слова я нашел только в четвертом протоколе, подписанном Доминико Лимоджелли по прозвищу el forastero.
В первых трех протоколах этих слов не было, ибо отец Паскуалэ по своей доброте применил пытку только во время четвертого допроса, убедившись в дьявольском упорстве итальянца. До пытки Лимоджелли категорически отрицал всякие сношения с дьяволом, как отрицал и то, что выросший хлеб был напоен отравой.
Как видите, мистер Сэведж, история с чудесным урожаем закончилась совсем не так, как думал Доминико Ли- моджелли.
Из многих документов видно, что приор долго колебался прежде чем подвергнуть Доминико Лимоджелли пытке. С одной стороны, его пугало зерно, вырывавшееся из земли с подозрительной торопливостью. С другой — соблазняла возможность благодаря этому зерну стать настоятелем богатейшего во всей Испании монастыря. Разве не мог отец Паскуалэ засеять все обширные монастырские земли и четыре раза в год собирать обильнейшие жатвы? Разве не могли грезиться приору корабли, груженные зерном и отплывающие торговать им в чужие страны?
Но 400 лет назад эта трудная задача была решена так же, как, разумеется, и теперь решите вы ее, мистер Сэведж.
«Бог вразумил брата Иакова, — писал отец Паскуалэ, передавая архиепископу подробности законченного процесса. — С чудесной проницательностью Иаков разъяснил, что обильные и частые урожаи для нашей обители вовсе не обозначают довольства и славы. Ибо монастырю в десять раз выгоднее по высоким ценам распродавать во время неурожая наши хлебные запасы. Итак, брат Иаков в точности растолковал нам то, что мы должны были сами знать. Я ужаснулся, думая, что благодаря хитрости человеческой каждое сквернее поле и каждый бесплодный кусок земли могли бы приносить такое количество пшеницы, что нашему монастырю пришлось бы раз навсегда прикрыть все кладовые и амбары, из которых в голодные годы кормятся бедняки. Кто, снимая по четыре урожая в год, захочет брать зерно у св. Имогены? Легким, слишком легким станет человеческий труд. И слишком много свободного времени останется у человека для ненужных размышлений и сомнений. В поте лица своего должен добывать человек свой хлеб. И я на эти слова сочинил проповедь для толпы, провожавшей на костер колдуна Доминико Лимоджелли.
Доминико Лимоджелли умер крича и богохульствуя. Многие видели, как с последним дыханием из его нечестивого рта выскользнул дьявол. Разумеется, заколдованное
поле было сожжено, также как и сам Доминико Лимоджел- ли».
Старый Хозе с тупой покорностью смотрел, как вспыхнула золотая стена колосьев. В воздухе запахло горьким ароматом обожженных, лопающихся зерен. Монахи с пением молитв ходили возле пламени.
