Марк Фурман - Прерванный полет
— Давай выкладывай, пока меня отсюда не выгнали.
— Есть мысль… Эти машины, которые будто сквозь землю провалились, все не дают покоя. Я убежден: средь бела дня они никак не могли проскочить сквозь оцепления улиц и дорог. Они или номера сменили, или спрятались где-то, пережидают.
— Вполне возможно. Я тоже об этом думал, тут наши мнения совпадают.
— А коль так, надо бы связаться с участковыми. Никто лучше них свой район не знает.
— Любопытная идея, — согласился Бердичевский. — Похоже, ты дело говоришь. Тут не начальство нужно, а именно участковый. Скромный, незаметный милиционер. Если он давно работает, то наверняка знает жителей своего участка, все ходы и выходы.
— И еще как знает! Я сам участковым начинал.
В палату вошла девушка со шприцем в руке: — Больному надо сделать укол, вы и так засиделись, — строго произнесла она, глядя сквозь очки на Бердичевского близорукими глазами.
Бердичевский встал, недовольно взглянул на медсестру и начал прощаться.
— Не забудьте, Михаил Соломонович, выйдите на участковых, — крикнул ему вслед Ларионов.
56
Виктор встретился с Латышевым у проходной автозавода. Они отыскали укромную скамейку в сквере напротив, чтобы им никто не помешал. Казалось, два приятеля, приблизительно одного возраста, болтают о своих делах. Русоволосый, с открытым доброжелательным лицом, Геннадий Латышев сразу понравился Виктору. Сегодня, вероятно, он немало чертил, и машинально методично тер большой голубоватой резинкой пальцы правой руки, испачканные тушью.
— После того как милиция прекратила дело, мы часто виделись с Любой, — рассказывал Латышев. — Вначале она никуда не выходила, только гуляла с палочкой по общежитию или во дворе. Стеснялась.
— Вы часто навещали ее?
— Пока она лежала в больнице, почти каждый день. В общежитие ходил, как получится, раза два в неделю. Да и как не зайти? — словно оправдываясь, произнес Геннадий. — Девчата все время в полетах, одной все-таки скучно. Я ей столько книг перетаскал из библиотеки, новинку, как купишь — сразу ей.
— Припомните, пожалуйста, когда вы в последний раз виделись с Любой?
— Наверное, в декабре. Да, точно в декабре, дней за десять или за неделю до Нового года. Я несколько раз предлагал ей встречать Новый год вместе, в компании из нашего отдела. Люба вначале согласилась. А в последний момент вдруг сказала, что нам придется расстаться, и, наверное, надолго. Новый год встречать вместе она не сможет.
— Она назвала причину отказа?
— Нет, только сообщила о своем переводе на Север, не то в Сибирь, не то на Урал. Просила ни о чем не расспрашивать, обещала писать. Но, ни одного письма, даже новогоднего поздравления, я от нее не получил.
— Она называла какие-то фамилии, адреса своих знакомых в Москве?
— У меня было ощущение, особенно в последние дни перед ее отъездом, — Латышев разжал ладонь и вновь принялся тереть пальцы, — что у Любы какие-то неприятности на работе. Понимаете, когда она лежала в больнице, потом в общежитии, она была веселой, беззаботной. А как дела пошли на поправку, замкнулась, вся ушла в себя. Нет, никаких знакомых, друзей, кроме девушек из ее комнаты, я не знаю…
Разговор затягивался. Рабочая смена закончилась, из проходной показались люди. Вначале шли одиночки, пары, а спустя несколько минут пространство вокруг заполнил сплошной человеческий поток. Одни торопились к метро, троллейбусам, трамваям, другие шли не спеша, останавливались, разговаривали. Кто-то спешил за билетами в кино, на стадион, в театр. Шли в магазины, к знакомым, договаривались о встречах, назначали свидания. Столица жила, дышала, готовилась к вечернему отдыху перед завтрашним днем.
Латышев и Виктор не замечали окружающих. Геннадию хотелось выговориться, тем более, что до этого дня никто так дотошно не расспрашивал его о Любе. Тропников же в душе чувствовал какое-то разочарование: парень не так уж много знал о личной жизни Вересун. Но в силу обстоятельств и профессиональной привычки следователь продолжал задавать вопросы.
— Вернемся к последней вашей встрече, — Виктор полистал записную книжку. — Вот календарь за прошлый год. Постарайтесь вспомнить и назвать число.
Латышев взял книжку, взгляд его остановился на колонке декабря.
— А знаете, так действительно удобнее. — Он задумался, что-то прикидывая и высчитывая. — Ну, конечно, это было 26-то, во вторник! — воскликнул Геннадий. — Всю неделю перед Новым годом я работал во вторую смену, с четырех дня. Во вторник, около двенадцати часов мы встретились с Любой у Рижского вокзала. В ее распоряжении было немного времени, она собиралась ехать на электричке куда-то за город, кажется, в Истру. День выдался ветреный, холодный. Мы зашли в кафе, там пообедали, согрелись. Люба просила не обижаться, если долго не будет звонить. Она была ласковой и печальной. Тогда я многому не придал значения, а теперь, думаю, это было прощанием. Потом я поехал на работу, а она пошла к пригородным кассам. Просила ее не провожать.
— И, наконец, последнее, о чем я хочу вас спросить, — Тропников сделал паузу: — Можете не отвечать на мой вопрос, если не хотите. Вы были близки с Вересун?
— Да, — Геннадий опустил глаза. — Раньше, наверное, я бы никому не сказал об этом. Но теперь, когда прошло столько времени, а я до сих пор не знаю, что с Любой, это уже не имеет значения…
Виктор мысленно произвел нехитрые расчеты. Утром 26 декабря у Казаряна похитили машину, а где-то в полдень Вересун была вместе с Геннадием. Поэтому не исключено, что Латышев был последним, кто видел девушку перед смертью. Но куда поехала Вересун? В Истру или на другую подмосковную станцию? Ясно только, что она уехала с Рижского вокзала.
— Очень вас прошу, — сказал Тропников Геннадию на прощанье, — если вспомните еще что-нибудь, любую мелочь, имя, фамилию, — позвоните по этим телефонам. — Он вырвал из записной книжки листок, записал номера.
Виктор двинулся к станции метро, Латышев так и остался сидеть на скамейке. Пройдя метров пятьдесят, Тропников оглянулся. Но тут мимо него проехала поливочная машина, и за веером водяных струй он уже не смог разглядеть, ни недавнего собеседника, ни скамейки.
57
Тщательность и внимание к мелочам отличали стиль работы Бердичевского. Поэтому тотчас после разговора с Ларионовым, он счел необходимым повторить маршрут, которым несколько дней назад ехали его товарищи, преследуя красный «Москвич». Он вызвал Тропникова, ведь именно Виктор вместе с Корначевым был тогда в машине.
Стефанович развернул «Волгу» по направлению к Химкам. На коленях у Бердичевского лежала довольно подробная карта столицы. В машине Виктор рассказал начальнику о встрече с Латышевым.
