Марк Фурман - Прерванный полет
Размышления Ларионова прервал Михаил Соломонович, вошедший в палату с двумя увесистыми пакетами в руках.
54
Отыскать Геннадия Латышева, сбившего мотоциклом Любу Вересун, не составило труда. В архиве отделения милиции Виктору отыскали тоненькую папку с надписью: «Уголовное дело № 3707/40 по обвинению Латышева Г. С. по ст. 109 УК РСФСР». Сверху была сделана пометка красным фломастером: «Прекращено».
Начальник следственного отделения, седоватый загорелый майор, похоже, только вернувшийся из отпуска, это дело помнил хорошо.
— Любопытная сложилась тогда ситуация, — сказал он Тропникову. У нас не часто встречаются дела, когда потерпевшая сторона столь искренне симпатизирует обвиняемому. Это как раз такой случай… — Майор открыл папку, бегло полистал ее. — Латышев сбил девушку по неосторожности, не справился с управлением. Обычное дорожное происшествие. Ага, вот и медицинское заключение — перелом левой малоберцовой кости. Вересун отвезли в травмотделение. Парень, однако, оказался непохожим на других. Иные пострадавшими даже не интересуются, встречаются с ними уже на суде. Латышев же искренне сочувствовал Вересун, навещал ее в больнице. Вначале носил яблоки и конфеты, потом появились цветы. Дело молодое, в общем, между ними проскочила искра. Вскоре мы заметили, что потерпевшая явно симпатизирует молодому человеку. Вот ее заявление.
Тропников увидел листок из школьной тетради, на котором было написано: «Начальнику следственного отделения майору Черемисину П. Ф. от гр-ки Вересун Л. Н. Заявление. Прошу прекратить уголовное дело по факту наезда на меня гр-на Латышева Г. С. Лечебные расходы им полностью возмещены, в настоящее время состояние моего здоровья хорошее. Каких-либо претензий к Г.С. Латышеву не имею». Потом шли подпись и дата -14 ноября. На уголке листа Виктор заметил смазанный и довольно четкий след пальца, случайно испачканного пастой от авторучки. «Вот и образец пальчика для окончательной идентификации Вересун нашелся», — непроизвольно подумал он. Еще в декабре криминалисты откатали все десять пальцев убитой женщины на специальную дактокарту.
— Черемисин — это вы?
— Моя фамилия, — отозвался майор. — Однако, товарищ следователь, закон есть закон. Так просто дело не прекратишь, вам это хорошо известно. Но тут подоспело заключение автотехнической экспертизы, из которого следовало, что в тех погодных условиях — дождь, сильный встречный ветер, мокрое шоссе предотвратить наезд было невозможно. После этого я с легкой душой подписал постановление о прекращении уголовного дела.
— Не подскажете, как побыстрее отыскать Латышева? Желательно сегодня.
Черемисин нажал на клавишу селектора.
— Володя, зайди ко мне, — распорядился он. В кабинет вошел смуглый молодой человек в штатском.
— Владимир Андреевич Лавров, следователь по делу Вересун, — представил его Черемисин. — Володя, товарищ из прокуратуры интересуется, как быстрее разыскать Латышева. Помнишь дело о наезде?
— Как не помнить, товарищ майор, — Лавров заметил папку на столе начальника. — Латышев несколько раз приходил ко мне после прекращения дела. Вересун зимой куда-то неожиданно уехала, не то в Сибирь, не то на Урал. Геннадий пытался меня убедить, что ее отъезд связан с какими-то особыми обстоятельствами.
— Что ж вы мне не доложили, товарищ лейтенант? — переходя на официальный тон, недовольно спросил Черемисин. — Этой дамой интересуется прокуратура и, как я полагаю, не без оснований.
— Совершенно верно, — вмешался Тропников. — Скажу сразу: Вересун убита, и Латышев мне нужен незамедлительно.
Лица у Черемисина и Лаврова вытянулись. Загорелый майор мигом вспотел, молодой следователь побледнел. Через несколько минут Тропникову вручили бумагу с номерами рабочего и домашнего телефонов Латышева. Виктор оставил расписку об изъятии материалов по факту наезда на Вересун, и на милицейской машине, которую обеспечил Черемисин, поехал на автозавод.
55
Когда Бердичевский тихо вошел в палату, Ларионов лежал с закрытыми глазами. Михаил Соломонович положил пакет на тумбочку и слегка растерялся. С одной стороны, будить больных не полагается, с другой — он не располагал временем на ожидание. Бердичевский собрался было уходить, как тут Ларионов открыл глаза.
— Куда же вы, Михаил Соломонович, так и не поговорив со мной? Тут такая ситуация…
— Лежи, Юрий Трофимович, — переходя на начальственный тон, произнес Бердичевский. Он дотронулся до пакетов: — Тут фрукты для поправки, соки, витамины и здоровым полезны.
Ларионов приподнялся, открыл тумбочку.
— Взгляните, Михаил Соломонович, — Бердичевский увидел множество бумажных и полиэтиленовых пакетов. — Тут изобилие, как на Кавказе. Яблоки, апельсины, мандарины. Еще столько же санитаркам и медсестрам презентовал. А вот о бутылочке сухого вина никто из вас и не подумал. У меня ведь завтра день рождения.
— С чем тебя, Юрий Трофимович, и поздравляю, — Бердичевский присел на край кровати. — После выписки обязательно отпразднуем.
— Еще когда она, эта выписка, — тоскливо пожаловался Ларионов. — Десять дней мне лежать горизонтально, не двигаясь, потом наша Ниночка хочет изолировать меня от общества еще недели на две. Затем угрожает отправить на амбулаторное лечение. А время идет. Раз вы приехали, значит дела приняли серьезный оборот. Как там мои ребята?
— Все у нас в порядке, лежи и не волнуйся. А ваша Ниночка — молодец. Таких как ты, Юрий Трофимович, в ежовых рукавицах держать надо. Кстати, можешь порадоваться — личность Жигулевой наконец-то установлена. Некая Вересун Любовь Николаевна, стюардесса «Аэрофлота».
— Ого! Стюардесса, мисс Одесса. Значит, не напрасно Виктор туда ездил.
— В Одессе пока ничего интересного. А новый следователь, Корначев, сейчас в Сибири.
— Похоже, дельный мужик.
— Спрашиваешь, я его давно знаю. Наконец-то сманил в наши края. Он, кстати, до прокуратуры в уголовном розыске работал.
— То-то он с полуслова меня понимает, — Ларионов приподнялся и снова лег. — Еще голова побаливает, — недовольно произнес он. — Хотите, Михаил Соломонович, я вам поведаю о том, что больному взбрело в голову?
— Давай выкладывай, пока меня отсюда не выгнали.
— Есть мысль… Эти машины, которые будто сквозь землю провалились, все не дают покоя. Я убежден: средь бела дня они никак не могли проскочить сквозь оцепления улиц и дорог. Они или номера сменили, или спрятались где-то, пережидают.
— Вполне возможно. Я тоже об этом думал, тут наши мнения совпадают.
