Команданте Мамба (СИ) - Птица Алексей
Взяв в руки маску, я пристегнул к ней небольшие тонкие кожаные ремешки, и, натянув её на голову, обернулся к своим воинам. В это время, они оживлённо галдели, корпя над винтовками, и, пытаясь, в очередной раз, понять, как вставлять туда патрон.
— Эуаааа, — издал я горловой звук. Все немедленно обернулись, уставившись на меня. Дальше я действовал по наитию, выхватив из рук ближайшего воина его новую винтовку, стал исполнять боевой танец с ней. Словно зачарованные, в круг начали вступать мои стрелки. Вскоре, практически обе сотни, плясали вместе со мной ритуальный танец, воя бредовую песню из двух десятков слов.
— «Ты пчела, я пчеловод, и мы оба любим мёд».
— «Ты наш вождь, а мы солдаты, вот такие вот расклады».
В процессе танца, я закружился в середине круга. Поднял над головой винтовку, потом опустил её, и пронёс по кругу перед лицом каждого воина, медленно отжал курок, опять пронёс её по кругу. И, в финальном танцевальном па, повторенном несколько раз на бис, отжал затворную планку, показав, как это делать, пронесясь вдоль строя танцующих воинов, и всем показав отверстие, куда вставляется патрон, для наглядности поелозив там указательным пальцем.
Негры, что имели похожие винтовки, повторяли за мной все элементы, кружась и приплясывая в боевом танце, проделав все по нескольку раз. Наконец, я посчитал, что этого хватит, да и устал я уже изрядно. Выйдя из тесного круга, я снял маску, и опустился на землю, еле переводя дух и успокаивая взмокшую грудную клетку.
Из-за всего этого, пришлось задержаться на холме, и вышли мы, когда начало темнеть, держа путь в сторону Ньялы. Пройдя большое расстояние к середине ночи, мы остановились на ночлег.
До Ньялы оставалось идти не меньше недели. Мы умело скрывались в саванне и огибали мелкие посёлки, ничем не выдавая своего присутствия, совершая нападения только на крупные зерибы, разбивая при этом небольшие гарнизоны, обращая их в бегство, либо убивая. Захватывали оружие, припасы, и снова шли вперёд, растворяясь на необъятных просторах Южного Судана.
Местность, постепенно, сменилась на болотистую, по причине отсутствия дождей, временно пересохшую. Мелкие ручейки, густые заросли папируса, тростника и бамбуковых зарослей, преграждали нам путь. Один проводник сменялся на другого, или старый продолжал идти с нами, но мы двигались вперёд, навьюченные попутно захваченным в боях добром и трофеями. Как мы не старались прятаться, и лишний раз не появляться возле селений, слава о нас бежала впереди, хорошо, что не сильно далеко.
По пути, мы обрастали рабами, как захваченными пленными, так и добровольцами, которые хотели воевать вместе с нами, а не влачить полуголодное существование на истощённой войнами земле. Они-то и несли всё наше добро. Как-то, двое из них попытались с ним сбежать, но, после показательного развешивания на деревьях, перестали это делать.
Вешать пришлось два раза, сначала на час, вниз головой, ну, добрый я, добрый, верю людям. А потом, всерьёз и навсегда, и за шею, не все, просто, понимают с первого раза. Да, ещё и с проведением колдовских обрядов. Меня и так боялись, а тут и вовсе стали испытывать животный ужас. Ну, что поделать: — «Не мы такие — жизнь такая».
Наконец, к вечеру, мы подошли к окрестностям Ньялы, и двинулись к ней. Из-за увеличения числа воинов, и им сочувствовавших, я вёл уже не двести десять человек, а под четыре сотни. Все вооружённые, как минимум, копьями.
До Ньялы мы не дошли, буквально, километров десять, когда основательно стемнело, и пришлось остановиться на ночлег, разбив лагерь. Нас уже давно обнаружили, и, наверняка, ждали. Фактор внезапности был упущен, ну, да Бог с ним.
Округа опустела, город готовился к обороне. Ну, как готовился, стен-то у него не было, так, глиняный дувал, в человеческий рост, да пара несерьёзных, в оборонном отношении, деревянных ворот. В общем, наверняка, утром нас встретят снова, как и в прошлый раз, перед городом.
Ну что ж. Да не посрамим свои чёрные рожи. Воздадим по заслугам, слугам его. Каждому, да обрящится, по его трудам и заботам. Ничего личного, кроме личной мести.
Где-то там, притаился мой личный враг — аль-максимка. Заждался я, ух, заждался, с ним встречи. Горячей— прегорячей, как его кровь. Моя-то, уже давно, стала заледенелой, как и положено холоднокровным тварям. А теперь, я посмотрю, что он за тварь…. или он право имеет?
— Ярый, иди сюда!
Отойдя в сторону с начальником моей сотни стрелков, я тихо, но внятно, что, называется, членораздельно, поставил ему боевую задачу. Кивнув головой в знак того, что всё понял, он растворился в ночи, заспешив к своим воинам.
Ночью нас никто не беспокоил, что логично. Нас ждали не здесь, и не прямо сейчас. Выспавшись, и морально взбодрившись, я поднял лагерь, и повёл войско ускоренным маршем вперёд, навстречу к победе, или поражению. Но, вот что-то подсказывало моему холодному сердцу, что, кроме первого, другого выбора не было. Сотня Ярого ушла ещё под утро, оставив после себя, только, едва тлеющие костры.
Глава 20 Штурм Ньялы
Не дойдя до города, километров пять, я убедился в правильности своих ожиданий. Возле города передвигались патрули, на верблюдах, высматривая нас. Заметив наши колонны, с целенаправленностью муравьёв, идущие в их сторону, они засуетились, подавая сигнал всем остальным.
Не обращая на это внимание, мы продолжали своё движение к городу, сокращая расстояние, с каждым шагом. До города оставалось не больше трёх километров, когда из его ворот выметнулась небольшая группа людей на верблюдах, а, вслед за ней, стали выбегать пешие копейщики, а на стены дувала влезли стрелки.
Всего я насчитал около пятнадцати всадников, сотни две копейщиков, и полсотни стрелков, вооружённых ремингтоновскими винтовками. Наверняка, у них оставался ещё и резерв.
Пришлось останавливать свои войска, и выстраивать их в линию. Конечно, впереди стояли самые «храбрые», и не очень, те, что присоединились ко мне, ну, а позади, подстраховывая, самым добросовестным образом, стояла моя чёрная сотня аспидов, с добрыми, раскрашенными белыми узорами, физиономиями. На их лицах играла, совершенно дружеская улыбка, когда они смотрели на меня, и, боевой оскал, когда они смотрели на врага.
Всадники дёрнули поводьями, и бросились в атаку, очевидно, что это была разведка боем. Трясясь между двумя горбами верблюдов, они начали заряжать винтовки, и, белые облачка дыма, слетавшие с их ружей, указали на то, что они открыли огонь.
Чуть позже, долетел грохот выстрелов, и бой закипел. Получив команду, первые шеренги бросились вперёд, стремительно сокращая расстояние между нами и всадниками. Выстрелы ружей продолжали звучать, и некоторые падали, но, основная масса моих воинов неслась вперёд, не разбирая дороги.
Её поддержала сотня аспидов, стрельбой из луков. Раздались выстрелы и из общей массы наступающих. Несколько винтовок, с десятком патронов на каждую, я раздал тем, кто умел обращаться с огнестрельным оружием, мне не жалко.
Это повлияло на ход боя. Всадники закрутились на месте, получив два десятка стрел прямым попаданием, и, потеряв из-за этого одного всадника, свалившегося под копыта «корабля пустыни». Они тут же развернулись, и бросились под защиту своих копейщиков. В принципе, правильно, за спинами других как-то спокойнее, не то, что впереди.
Схватив барабан, я начал отбивать дробь, ещё более ожесточённой атаки. Мои добровольцы, услышав этот гул, взбодрились, и, с пеной у рта, набросились на копейщиков, захлёбываясь эмоциями ожесточения и ярости. Аспиды, догнав противников, бросили по два-три дротика навесом. Со стены раздались выстрелы, и белый дым опоясал дувал широкой полосой. Сражение шло своим чередом, но такой наглости от врагов я допустить не мог.
Пока мои «лучшие» воины схватились в рукопашную с копейщиками, их подлые соратники открыли огонь, прячась за стенами дувала…. нечестно, однако.
Бросив барабан, и, добежав до места, откуда можно было вести прицельный огонь, я остановил одного из воинов, положил ему винтовку на плечо, тщательно прицелился, и открыл огонь на поражение. Винчестер честно отработал все одиннадцать патронов, выкинув экстрактором последнюю гильзу, и показал виновато чёрную дырку отверстия ствола, с немым вопросом: А ГДЕ?
