Уилбур Смит - Весы смерти
— Я рад, что ты затронул этот вопрос… — Ириска задумчиво кивнул, но никакой радости на его лице не было. — Нам стоит кое-что обсудить.
— Послушай, Ириска, старина, здесь абсолютно нечего обсуждать. Мы все уже обсудили давным-давно.
— Пожалуйста, не нервничай, дружище.
Однако такой уж был у Гарета характер — он всегда нервничал, если человек, который должен ему деньги, хотел с ним что-то еще обсудить. Обычно в подобных случаях обсуждалась одна тема — как их не заплатить, и Гарет собирался уже громко и решительно протестовать, но именно эту минуту выбрал старый рас, чтобы встать и приступить к торжественному спичу.
Его намерение вызвало некоторое замешательство, ибо после обильных возлияний ноги раса подгибались, как резиновые, и, для того чтобы встать и стоя произнести речь, ему пришлось воспользоваться услугами двух гвардейцев.
Несмотря на это, говорил он ясно и сильно, белым гостям его слова переводил Ли Микаэл.
Поначалу раса потянуло, видимо, на лирику. Он говорил о первых лучах восходящего солнца, золотящих горные вершины, о жарком полуденном ветре пустыни, бьющем в лицо, упомянул о том, что чувствует человек, когда слышит крик своего первенца, и о том, как пахнет вспахиваемая плугом земля. Буйная толпа гостей постепенно притихла — у старика было еще достаточно власти и силы, чтобы заставить себя уважать.
Чем дольше он говорил, тем больше достоинства слышалось в его речи, он отбросил руки поддерживавших его гвардейцев и, казалось, стал выше ростом. Голос его больше не дрожал по-стариковски, он звучно разносился по пещере. Джейку не нужен был перевод, чтобы понять — старик говорит о гордости человека, о правах свободного человека. Долг каждого состоит в том, чтобы защитить эту свободу даже ценой жизни, чтобы сохранить ее для детей и детей их детей.
— И вот является враг и бросает вызов нашему праву на свободу. Враг этот могуществен, вооружен таким страшным оружием, что сердца самых храбрых воинов Тигра и Шоа сжимаются в груди, как вялые плоды. — Старый рас задыхался, капли пота стекали из-под львиного головного убора по черным морщинистым щекам. — Но теперь, дети мои, к нам прибыли могущественные друзья, и они станут с нами плечом к плечу. Они привезли нам оружие не хуже, чем оружие наших врагов. Больше мы не должны бояться.
Вдруг до Джейка дошло, какие фантастические надежды возлагал рас на то вооружение старых образцов, да еще побывавшее в употреблении, которое они ему привезли. Теперь он спокойно говорил о встрече с итальянской армией!
Джейка вдруг пронзило острое чувство вины. Он знал, что через неделю после его отъезда четыре броневика превратятся в кучу металлолома. Во всем окружении раса не было ни одного человека, который мог бы поддерживать в рабочем состоянии эти норовистые и потрепанные жизнью машины.
Даже если им придется участвовать в бою еще до того, как моторы выйдут из строя, они могут представлять угрозу только для пехоты, ничем не поддержанной. Но в тот момент, когда им случится войти в соприкосновение с итальянскими танками, они потерпят мгновенное и окончательное поражение. Даже самым легким итальянским танкам СV-3 огонь пулеметов «викерс» не принесет никакого вреда, тогда как тонкая броня их автомобилей не устоит против пятидесятимиллиметровых снарядов. И нет никого, кто объяснил бы все это расу и научил бы его, как извлечь максимальную пользу из того жалкого вооружения, которое поступило к нему.
Джейк ясно представлял себе первый и, вероятно, последний бой, который даст старый рас. Презирая маневр и стратегию, он, без сомнения, пустит все свои силы — броневики, «викерсы», старые винтовки и мечи — в единственную фронтальную атаку. Очевидно, так он вел все свои битвы, так поведет и последнюю.
Джейк Бартон понял, что душа его открылась благородному старцу, который сейчас стоя выкрикивал угрозы современной военной мощи и готовился ценой собственной жизни защищать то, что ему дорого. Джейк почувствовал, что рассудительность его покидает. Это ощущение было ему очень хорошо знакомо, и обычно оно ставило его в крайне неудобное и опасное положение.
«И думать забудь, — сказал он сам себе очень твердо. — Это не твоя война. Бери деньги и беги».
Он поднял глаза и взглянул на Вики Камберуэлл. Она слушала старика с затуманенным взором, явно им очарованная, и вплотную прислонила свою золотую голову к черным кудрям Сары, чтобы не пропустить ни единого слова из перевода.
Она заметила взгляд Джейка, улыбнулась и пылко ему кивнула, словно прочитала его мысли.
«Оставить здесь Вики? — спросил себя Джейк. — Бросить их всех и удрать с деньгами?»
Он знал — ничто не заставит Вики уехать вместе с ними. Для нее главное было здесь, она уже жила этим и останется здесь до конца, до неизбежного конца.
Разумно — уехать, глупо — остаться и принять участие в чужой войне, которая к тому же проиграна еще до того, как началась; глупо было ставить на карту двадцать тысяч долларов, которые составляли его долю прибыли, и все дальнейшие планы — мотор Бартона, мастерскую — против слабой надежды завоевать женщину, которая явно станет причинять ему уйму хлопот, если он ее все же завоюет.
«Правда, я ведь никогда не умел поступать по-умному», — подумал Джейк с сожалением и улыбнулся Вики.
Рас внезапно умолк, задыхаясь от нахлынувших чувств и от усилий их высказать. Его слушатели, как загипнотизированные, уставились на него и на его львиный головной убор.
Рас сделал повелительный жест, и один из его гвардейцев подал ему широкий двуручный меч с длинным острым клинком. Рас всем весом оперся на него и снова отдал какой-то приказ. Внесли боевые барабаны. То были наследственные барабаны раса, которые он получил от своего отца, а тот — от своего, барабаны, которые звучали при Мэгдэле, в битве с Напье, при Адуа, в битве с итальянцами, и в сотнях других сражений.
Барабаны были высокие, по плечо взрослому человеку, отделанные искусной деревянной резьбой и обтянутые сыромятной кожей. Барабанщики заняли свои места, обхватив барабаны коленями.
Ритм задавал барабан с самым низким звуком, барабаны поменьше подхватывали его с вариациями. От их гула переворачивалось нутро и мозг отказывался мыслить.
Старый рас слушал, опустив голову к мечу, пока ритм не завладел им, пока плечи его не начали подергиваться и не поднялась голова. Подпрыгнув, как взлетающая белая птица, он оказался на свободном пространстве перед барабанщиками.
Взмахнув над головой огромным мечом, он пустился в пляс.
Гарет потянул Ли Микаэла за рукав и, напрягая голос, чтобы перекрыть барабанную дробь, начал с того же, на чем остановился:
— Ириска, ты говорил мне о деньгах.
