Владимир Листов - Чекисты рассказывают. Книга 4-я
— Это все? Он ведь торчал в конторе битый час…
— Еще он спрашивал, могу ли я положить деньги в банк на имя какого-то одного человека.
— Ну?
— Я ему сказал: какая мне разница?
— И до чего же вы договорились?
— Придет завтра в девять…
— А вы действительно можете достать паспорт?
— Я? Нет… Деньги — могут.
Гай и не хотел, а улыбнулся:
— С вами пообщаешься — жить научишься.
— Ого-го! — Рубинштейн был явно польщен.
— А много надо денег? — спросил Гай.
— Вы говорите так, как будто в кошелек надо лезть вам, а не ему.
— Но все-таки: сколько?
— Этого я не знаю, но это легко узнать.
— А с чего вы взяли, что он не Моссе?
— Когда этот мальчик шлялся тут по городу, его встретила одна моя знакомая — она работает посудомойкой в столовой. Удрала из Берлина еще три года назад. Она знает этого Клауса Лёльке, как я вас.
— Придется доставать паспорт.
— А кто говорит, что не придется?
Из ресторана, взяв такси, Гай отвез Рубинштейна не к нему домой, а на квартиру к его хорошим знакомым, жившим в Амстердаме с незапамятных времен, которые, как сказал Рубинштейн, знали здесь всех, кроме кладбищенских сторожей, и которых тоже знали все, кроме налоговых инспекторов.
А утром, ровно в девять, Рубинштейн встречал в конторе дорогого, уважаемого клиента — Абрама Моссе.
Поговорив о преимуществах берлинской погоды перед амстердамской, они перешли к сути.
— Как насчет паспорта? — смахивая со стола несуществующие пылинки, как бы между прочим, поинтересовался клиент.
— Можно. Тысяча долларов.
Клиент кивнул головой.
— А как скоро?
— Три дня.
— Что от меня еще требуется?
— Фотокарточка и ваш паспорт.
Клиент вынул из кармана немецкий паспорт на имя Абрама Моссе, порылся в портмоне, извлек фотокарточку, положил то и другое на стол. Рубинштейн спрягал паспорт и карточку в свой карман и выжидающе взглянул на клиента. Тот понял и отсчитал из толстой пачки, лежавшей в портмоне, десять стодолларовых купюр.
— Может быть, вы хотите взять другую фамилию? — осведомился предупредительный вице-директор, приняв и пересчитав деньги.
Клиент подумал и сказал:
— Пожалуй…
— Как же?
— Карл Герзон.
Если бы Рубинштейн знал, что Абрам Моссе, он же Клаус Лёльке, штурмфюрер СС, пожелал взять себе фамилию своего бывшего хозяина, обворованного и в конце концов доведенного им до краха, даже такой тертый калач подивился бы вычурности человеческих прихотей. Но он этого не знал, и потому бесстрастно записал в блокнот новое имя герра Моссе.
— Теперь о деньгах, — сказал клиент.
— Да, я слушаю…
— Вы должны положить их в Нидерландский коммерческий банк на это имя.
— Как прикажете, так мы и сделаем. Процент за услуги тот же.
— Но это не все. Необходимо соблюсти еще одно условие…
— Слушаю…
— Мне непременно надо иметь документ из банка, подтверждающий отправку денег во Францию по нескольким адресам.
Рубинштейн наморщил лоб:
— Это сложнее.
— Но можно?
— В принципе все можно…
— Я готов платить сколько надо.
— Но по каким адресам?
Клиент извлек из портмоне сложенный вчетверо лист, протянул его вице-директору.
— Хорошо, постараюсь, — скромно обещал Рубинштейн.
— Значит, через три дня!.. Сегодня вторник… Прикажете в пятницу?
— Приказывает тот, кто платит, герр Моссе, — еще более скромно прозвучало в ответ.
Клиент как будто маялся еще каким-то невысказанным желанием. Вице-директор подбодрил его.
— Если у вас возникнут затруднения…
— Один вопрос, — прервал его Моссе. — Мне нужен билет на пароход. Скажем, в Суринам…
— Ничего не может быть легче, — сразу понял вице-директор, снял трубку телефона и назвал телефонистке номер. Моссе внимательно слушал его разговор: — Алло, скажите, милая, если мне надо побыстрее сесть на пароход, который доставил бы меня в Суринам, — что я должен делать?.. Да… Пожалуйста, я подожду… Да-да… Очень буду благодарен… Один билет, да… Каюту… — И к Моссе: — Люкс? — Тот кивнул. — Да, люкс, пожалуйста… «Королева Вильгельмина»? Спасибо, я приеду за билетом… — Рубинштейн положил трубку. — Ну вот, видите. Лайнер «Королева Вильгельмина» снимается из Амстердама ровно в двадцать четыре в пятницу.
Моссе был доволен, и только поэтому, вероятно, его наипоследнее пожелание облеклось в такую мягкую форму:
— Вы не болтун?
— О чем вы говорите! — весело запротестовал Рубинштейн. — Что́ хочет наш клиент, то́ умирает вот здесь. — Он ткнул себя пальцем в левый бок.
— Хорошо. Насчет квитанции из банка мы договоримся в пятницу — как и что. До свидания…
Гай, ожидавший конца этой затянувшейся деловой беседы, сделал еще одно немаловажное открытие.
Когда он шел за Моссе на площадь Рокин, сюда же шла и Эрна. Слежка сильно осложнилась для Гая с тех пор, как она составила ему компанию в этом неблагодарном занятии: приходилось быть незаметным и для Моссе, и для нее, причем для нее — в большей степени, ибо с Моссе он, по крайней мере, не был знаком и не завтракал с ним за табльдотом. Некоторое успокоение он почувствовал, когда установил, как сильно эта красивая особа поглощена предметом слежки. На него, графа ван Гойена, просто не хватало ее пронзительных зеленых глаз.
Так вот, придя втроем на площадь Рокин, они разъединились. Моссе, естественно, скрылся в конторе, Гай занял удобный пост за бассейном, а Эрна минутой позже после Моссе тоже вошла в подъезд фирмы.
Зная о существовании пожарного коридора на пятом этаже, Гай держал под наблюдением и подъезд, и переулок. И был вознагражден забавным зрелищем. Сначала из двери в переулок быстро, как будто и вправду спасаясь от пожара, выскочила Эрна. Минуты через две оттуда же появился и Моссе-Лёльке. Гай даже поцокал языком от удовольствия. Значит, вот оно как: Эрна сторожила его, наверное, на площадке четвертого этажа, откуда удобно наблюдать за дверью фирмы и за выходом, а этот голубчик тоже почему-то заинтересовался внутренним устройством дома и повторил открытие, которое уже сделали сначала Эрна, а потом Гай. Ей пришлось спасаться бегством.
А потом они пошли по городу, являя собой некий странный треугольник, гораздо более необычный, чем классический треугольник, который так безотказно выручает литературу и театр не одну тысячу лет и будет выручать, по крайней мере, еще столько же. Лишь Моссе слегка напоминал одну из сторон классического треугольника, а именно мужа, который всегда ничего не знает. Каждый его шаг наблюдали две пары глаз, а он об этих глазах не знал. Эрна видела Моссе, но не видела Гая. Гай видел и его, и ее. Зато Моссе выбирал желания и шел, куда хотел, а им оставалось лишь следовать за ним.
