Джеймс Кервуд - Северный цветок
Он сложил свою карту и вытащил из связки бумаг географический чертеж, сделанный карандашом.
— И тогда, — начал он, снова расправляя карту, — тогда я нашел свою фортуну. Когда это сслучилось, я был так потрясен, точно получил сильнейший удар, неведомо как и от кого. Это случилось среди ночи. Я вдруг проснулся, присел на своей койке и увидел отблески костра, которые пробивались сквозь полотно моей палатки. В первую минуту у меня было такое впечатление, точно самая мощная золотоносная жила на свете встала со своего ложа и добровольно легла у моих ног: бери, мол! И тогда я подумал: «Откуда берется в наших странах такое неимоверное количество глупцов и лентяев?» Взгляни теперь на эту карту, Грегги! Что ты видишь на ней?
Грегсон сидел и слушал, как зачарованный.
Обычно он хвастался тем, что ничто на свете не может поразить его и что он остается спокойным и бесстрастным при любых обстоятельствах. И эта внешняя индиферентность ко многим вещам и событиям была одним из самых крупных его недостатков. Но в настоящую минуту он и не думал скрывать свой напряженный интерес к тому, что говорил Уайтмор. Папироса, зажатая меж его пальцев, так и оставалась незажженной. Он ни на минуту не отрывал взора от лица собеседника, причем видно было, что всего больше интересует и волнует его то, что Филипп еще не успел высказать. Он посмотрел на карту и промолвил:
— Ничего особенного я не вижу на ней. Только озера и реки!
— Совершенно верно! — возразил Уайтмор и, неожиданно вскочив со стула, начал расхаживать взад и вперед по комнате. — Совершенно верно! Только озера и реки! Сотни озер и тысячи рек! Между нами и цивилизованным миром, на расстоянии сорока миль от новой железной дороги находится около трех тысяч озер и рек. И девять Десятых этих вод до того переполнены рыбами, что все медведи, проживающие в сих местах, насквозь пропахли рыбьим жиром. Белая рыба, Грегги, и форель! Эта водная поверхность, которая изображена на карте в твоих руках, втрое превышает поверхность всех пяти Великих Озер вместе взятых, и, тем не менее, и канадское правительство, и сами канадцы до сих пор не обратили своего благосклонного внимания на эти неизмеримые и неисчислимые богатства. Тут такое изобилие рыбы, что ее хватило бы для прокормления всего мира, и один крохотный край, который отмечен на карте красным карандашом, может дать энергичному человеку многомиллионное богатство. Вот какая мысль однажды посреди ночи овладела мной и подсказала мне следующее: «Что, если бы сделать заявку хотя бы на одно из этих озер и получить монопольные права на его богатства до проведения железной дороги.
— Ты стал бы миллионером! Ведь ты это хочешь сказать?
— Я не только это хочу сказать, — ответил Уайтмор, прекратив на миг свою неустанную беготню по маленькой комнате. — Во-первых, я думаю не только о деньгах. Во всяком случае, в ту ночь, когда ко мне в палатку пробивался свет костра, денежный вопрос занимал второстепенное место. Я думал, главным образом, о тех неиспользованных возможностях, которыми так богат север. Думал еще о том, какой страшный и могучий удар я могу нанести людям, которые наживают миллиарды на солке рыбы, и с радостью набрасывал предварительный план доставки неограниченных запасов рыбы в Нью-Йорк, Бостон и Чикаго по ценам вдвое меньше трестовских. Ты прекрасно понимаешь, что мной руководили не только филантропические соображения. Мне очень улыбалась перспектива отплатить полноценной монетой тем мерзавцам, которые разорили моего отца и которые продолжали безжалостно преследовать его, когда он скрылся в захолустье и находился при смерти. Это они убили его! Мало того, спустя пять лет они ограбили и меня лично, заставив возненавидеть жизнь.
После небольшой паузы он продолжал:
— Я решил немедленно приняться за дело и с этой целью, не теряя почти ни одного дня, уехал в Оттаву, затем в Торонто, а оттуда в Виннипег. После того я посетил Брокау, старого компаньона моего несчастного отца, и открыл ему секрет, причем сообщил все подробности дела. Я как-то говорил тебе про этого человека, одного из самых сильных и ловких дельцов Среднего Запада. И года не прошло со дня смерти моего отца, как он уже снова стал на ноги — и тверже, чем когда бы то ни было. Брокау привлек к участию в деле еще двух-трех человек, таких же энергичных, как он сам, и мы стали добиваться привилегии. С первого же момента началась самая настоящая, напряженная до крайности борьба. Едва только обнаружились наши планы, как уже возникли препятствия. Группа канадских капиталистов, организовавшись в могучий трест, стала добиваться тех же концессий, но старик Брокау прекрасно знал их игру. Под флагом мелких канадских пешек работали те же американские банкиры, которые пустили в ход все средства для того, чтобы задушить нас. Они кричали повсюду, что мы — пришлые, чужаки, что нам плевать на интересы местного населения, и что мы дочиста ограбим край. Они восстановили против нас две трети прессы и все-таки…
Лицо Уайтмора смягчилось. Он усмехнулся и, выколотив трубку, стал снова набивать ее.
— Мерзавцы хотели доконать Брокау точно так же, как они доконали моего отца. Но не тут-то было! Я не знаю, какие средства старик пустил в ход, — знаю только, что в кратчайший срок к нам присоединились три члена парламента и еще пять-шесть крупнейших политических деятелей. Правда, эта комбинация стоила ему сто тысяч долларов. Но тут наши противники подняли неистовый крик, стали бить себя в грудь, взывать к чувствам патриотизма и грозить тем, что местное население восстанет, — и нам волей-неволей пришлось идти на известные уступки. Мы получили временную лицензию, причем правительство оставляло за собой право в любой момент отказаться от него, если бы ему не понравился наш образ действий. По правде сказать, меня этот удар нисколько не огорчил, потому что я заранее был уверен в полной корректности и честности нашего способа ведения дел. Я не сомневался также, что максимум через год симпатии всего населения будут на нашей стороне. Когда состоялось последнее совещание пайщиков, я с большим энтузиазмом выразил свою точку зрения, и тут же состоялось распределение ролей. Брокау и остальные пять членов должны были работать на юге. Что же касается меня, то я был командирован на север, где ровно через месяц и приступил к работе.
Он облокотился на плечо Грегсона и коснулся пальцем географической карты.
— С помощью Мак-Дугала, шотландского инженера, который был мне дан в качестве помощника, я организовал штаб-квартиру. Спустя шесть месяцев полтораста человек работало на Слепом Индейском озере, пятьдесят лодочников занималось исключительно транспортом, и еще один большой отряд выполнял мои задания на территории в сто квадратных миль. Работа у всех спорилась так, что я сам часто удивлялся, до чего хорошо все налажено. На Слепом Индейском озере у нас имелась верфь, два пакгауза, несколько ледников, лавка и население человек в триста. Кроме того, спешно заканчивалась узкоколейка, которая должна была соединить нас с будущей магистралью, находившейся на расстоянии десяти миль. Я, что называется, с головой ушел в работу. Бывало так, что я позабывал обо всем на свете, даже про существование Брокау и других моих компаньонов. Большое внимание уделялось значительным денежным суммам, которые приходили в мой адрес. За сравнительно короткий срок я истратил около ста тысяч. К концу первого полугодия я решил съездить на юг и поближе познакомиться с положением дел на месте, и как раз в это время сгорел один из наших складов, в котором было тысяч на десять съестных припасов. Это была наша первая неудача — и притом очень крупная. Как только я обменялся рукопожатием с Брокау, я немедленно заговорил об этом.
