Юрий Левин - Золотой крест
Упав на опушке кустарника, Александр Кузнецов угодил на бесснежный взгорок, сильно ударился о мерзлый грунт и вывихнул ногу. А когда очнулся, увидел перед собой немецкого офицера в русском черном полушубке. Сидя на корточках, он спросил:
— Где имеете ранение?
Летчик показал правой рукой.
Подбежавшие немецкие солдаты сняли с Кузнецова комбинезон, унты, дали ему взамен старую стеганую куртку и стоптанные солдатские ботинки, отобрали орден Красного Знамени, комсомольский билет и в грузовой машине увезли раненого в Сухиничи.
За линией фронта
На холщовых пятнистых от крови носилках Александра Кузнецова внесли в штабную комнату немецкой фронтовой разведки. Комната была обставлена на широкую ногу: на стенах и на полу — цветастые ковры, дубовый книжный шкаф со стеклянными дверками до отказа заполнен книгами. Справа и слева от письменного стола, обитого лиловым сукном, стояли красивые резные тумбочки, на которых кучно расположились разноцветные телефонные аппараты. За столом чинно восседал грузный, с немолодым, но почти не тронутым морщинами лицом, полковник и курил сигару.
Кузнецову предложили мягкое кресло, стоявшее рядом с письменным столом.
В кабинет пригласили врача. Он вошел в белом накрахмаленном халате и сел позади Кузнецова. Вслед за врачом появился переводчик — молодой, бравый лейтенант. Жестом руки полковник указал ему место в кресле, против Кузнецова. Лейтенант пытливо оглядел советского офицера и на чистом русском языке спросил:
— Стало быть, вы есть Кузнецов Александр Васильевич?
— Так точно.
— Вас сбили в воздушном бою наши летчики?
— А если бы не сбили, так разве я сюда попал бы?
Лейтенант переглянулся с полковником и продолжил:
— Так вот, Александр Васильевич, война для вас, можно сказать, закончилась. Жизнь свою вам удалось сохранить. Теперь вы мирный человек. Давайте по-мирному и поговорим.
Кузнецов поморщился от боли и промолчал. Поняв тяжелое состояние пленного, переводчик снова переглянулся с полковником и спросил:
— Выпить хотите?
Никогда раньше Кузнецов не пил не только водку, но и виноградное вино. И то ли оттого, чтобы приглушить боль, то ли потому, что захотелось стать смелее, ответил:
— Хочу.
Из соседней комнаты с белым полотенцем через плечо кубарем выкатился коротконогий денщик, поспешно извлек из письменного стола бутылку московской водки, откупорил ее на глазах у всех и налил полный граненый стакан. Кузнецов сделал глубокий вдох, выпил водку залпом, вытер губы тыльной стороной ладони и не поморщился.
— Карашо, — послышался одобрительный голос врача.
Начался допрос.
— Для первого случая, — обратился переводчик, — расскажите нам, в каком полку вы служили, кто ваш командир, в какую дивизию входит полк.
Чтобы не спутаться в будущем, Кузнецов назвал полк шестнадцатым — годом своего рождения, а дивизию тридцать девятой — временем окончания Оренбургского военного авиационного училища.
— А командир полка у нас — мой однофамилец, кадровый майор. Летает уже девять лет. С финской войны — Герой Советского Союза.
Переводчик удовлетворенно кивнул светловолосой головой с аккуратным пробором, не записав ни номера полка, ни дивизии, ни фамилию командира.
— Где располагается ваш полк? — последовал второй вопрос.
— На Внуковском аэродроме под Москвой.
— Сколько у вас самолетов?
— На аэродроме держат один боекомплект. А когда бывают потери, их пополняют из резерва. Командир дивизии требует, чтобы мы в первую очередь берегли себя, а самолетов, говорит, хватит...
Летчику показали огромную, почти во весь стол, карту с русскими и немецкими наименованиями сел, городов, рек.
На карте красные звездочки, скучившиеся неподалеку от линии фронта, обозначали советские аэродромы.
— На каких аэродромах вы бывали? — через переводчика спросил полковник. — Только прошу учесть, что нам о каждом из них кое-что известно.
— Ни на одном не был, господин полковник. Я прибыл на фронт три дня назад и, как видите, попал в беду.
— И за три дня заслужил орден Красного Знамени?
— Что вы? У нас, чтобы получить орден, надо иметь не меньше двадцати вылетов, и не простых, а с результатами... «Красное Знамя» я получил за бои с белофиннами.
Начальник разведки ухмыльнулся и задал вопрос:
— А теперь воюете с белонемцами?
— Вас белонемцами не называют.
— А как же?
— По-разному: фашистами, гитлеровцами, оккупантами.
Постепенно разговор перешел на другое. Переводчик заинтересовался, как живет Москва, каковы в Советском Союзе трудности с продовольствием, как кормят фронтовых летчиков.
— В Москве я был на прошлой неделе, слушал оперу «Евгений Онегин», — отвечал пленный. — Город живет по всем правилам. Театры переполнены, магазины торгуют по расписанию, метро работает круглосуточно... А кормят летчиков по пятой норме.
Пододвинув к себе лежавшие на столе счеты, он начал перечислять то, что составляет продовольственную норму для летного состава.
— А вы хотите почитать газету «Русское слово»? В ней по-другому пишут...
Кузнецов раньше не слышал о такой газете, но быстро уловил русское название и согласился.
— Почитаю.
Ему дали номер, в котором от имени известного московского актера была напечатана статья под заголовком «Почему я убежал из страны большевиков». Автор с ехидными подковырками, в злопыхательском тоне рассказывал, как он долго голодал и нищенствовал в Москве, насколько доволен, что теперь живет на территории, которой цивилизованно управляют немецкие власти.
Уловка врагов не подействовала на пленного. Кузнецов с отвращением отбросил газету.
На следующий день допрос продолжили. И тут летчик допустил большую оплошность — дивизию назвал шестнадцатой, а полк — тридцать девятым. Офицер запустил стоящий на столе магнитофон, который вчера, по-видимому, находился на подоконнике за шторой, и сказал:
— Теперь послушайте, что говорили вчера. Свой голос узнаете?
— Узнаю.
— Чему же верить? — спросил переводчик. — Вчерашним словам или сегодняшним?
— Я вчера был в тяжелом состоянии, — попробовал оправдаться Кузнецов.
— Вы говорите чепуху. — Продолговатое розовое лицо немца исказилось злобой. — Где, же правда, господин офицер?
Сильный удар кулака в левый висок повалил Кузнецова вместе со стулом. Разноцветные круги заходили в глазах.
«Кончилась фашистская вежливость. Приготовься, Александр, к тому, что тебя ожидает», — пронеслись в голове летчика. Он быстро вскочил, схватил со стола пустую четырехгранную чернильницу и замахнулся ею на переводчика. Тот отшатнулся, мгновенно выхватил из кобуры пистолет и положил его перед собой.
