Юрий Левин - Золотой крест
Близ ограды госпиталя, под раскидистой липой, осколком убило молодую женщину. Мальчик, не более трех лет, в темно-синем матросском костюме, ухватился за ее окровавленную руку и настоятельно требовал:
— Ну, мама, вставай же. А то опять прилетят... Мама, вставай быстрее.
Из Минска санитарный самолет доставил Александра Кузнецова в Москву, в госпиталь.
Припоминая пережитое, Кузнецов разволновался и уснул уже далеко за полночь.
А утром, когда солнце поднялось над крышей противоположного пятиэтажного дома и ярким решетчатым квадратом упало на койку Кузнецова, он тотчас проснулся. Сцепил над головой пальцы, развел локти в стороны, попробовал потянуться, но рана дала о себе знать.
«Какая тут тишь, — пронеслась первая мысль. — И не подумаешь, что идет война. А как там наши? Наверное, многие уже выбыли? Проклятый Гитлер. И когда он успел наготовить столько самолетов? Было бы их побольше у нас. Хотя бы еще столько, сколько имеем. Мы бы им показали».
Уборщица, протирая полы в палате, открыла дверь в коридор. Оттуда послышалось радио. Передавали очередную сводку Совинформбюро. Кузнецов прислушался. Назвали однополчанина командира экипажа, который за один день сбил два «юнкерса».
— Ну и молодец! — восхищался Александр Кузнецов, хлопая над головой в ладоши. — Вот это работа! Так с ними и надо расправляться. По всем законам советской авиации!
— Чему так радуетесь, молодой человек? — входя в палату и увидев сияющее лицо пациента, спросила вчерашняя знакомая женщина — врач. — Вам сейчас волноваться вредно.
— И как же не волноваться, доктор? Мой дружок сбил два «юнкерса».
— Ну и хорошо. Пожелаем ему счастья и новых удач.
Врач присела на кровать подле Кузнецова, отвернула обшлаг гимнастерки на левой руке, чтобы видеть циферблат часов, и взяла раненого за руку.
— Пульс хороший, — заключила хирург. — А как самочувствие? Говорите правду.
— Тоже хорошее.
— Свое решение не изменили?
— Не изменил и не думаю.
— Тогда будем делать операцию. Только скажите, каково ваше желание: усыпляться или нет?
— Без всяких усыплений.
— Уговоримся так: на врачей потом не обижаться.
Операция длилась более часа. Кузнецов чувствовал дьявольскую боль, но обязательство — вести себя, как положено, — нарушать нельзя. И он терпел, закусив губы, обливаясь потом.
Врач-хирург не появлялась в палате больше двух суток. По временам лишь подходила усталая сестра, измерив температуру, прослушивала пульс и назойливо спрашивала:
— Как самочувствие?
— Хорошее, — отвечал больной и тут же пытался узнать, что нового на фронте.
На третьи, сутки пришла хирург, мягко улыбаясь, осторожно спросила:
— Как ваша рана, молодой человек?
— А откуда мне знать? — сердито бросил Кузнецов. — Ее не смотрел ни один человек.
— Этого и не требовалось. Всему свое время...
Стянув одеяло с больной ноги, врач предложила:
— Попробуйте пошевелить пальцами.
«А вдруг не получится?» — быстро мелькнула мысль у летчика. И уже вслух он спросил:
— А рану я не разбережу?
— Не бойтесь.
Кузнецов осторожно пошевелил всеми пальцами сразу, потом большой из них выгнул круто кверху, а остальные — вниз, потом уже смелее проделал то же самое еще раз, удивленно посмотрел на врача и увидел, как в ее глазах заиграли искры. Она погладила летчика по курчавой голове и сказала:
— Вы с ногой, молодой человек.
— Спасибо вам, доктор, — поблагодарил врача офицер. — Вы для меня теперь как родная мать.
Накануне нового года младший лейтенант Александр Кузнецов получил назначение в новый полк, стоявший в Мокино, под Москвой. К одной радости — будет летать! — прибавилась вторая. За бои в первые дни войны летчику вручили орден Красного Знамени.
Полк, куда попал Александр Кузнецов, прикрывал воздушные подступы к столице. Авиаторы посменно круглые сутки патрулировали в окрестностях Москвы. В эти же дни офицера повысили в звании.
В феврале 1942 года летчика-истребителя комсомольца Александра Кузнецова приняли в кандидаты партии. В заявлении на имя секретаря полкового партийного бюро он писал:
«Я хочу стать членом великой ленинской партии. Высокое звание постараюсь оправдать в боях с немецко-фашистскими захватчиками. Уверен, что, став членом партии, я буду зорче видеть врага, крепче держать в руках штурвал самолета, смелее уничтожать гитлеровских воздушных пиратов».
А война оставалась войной. В полк поступил приказ — вылететь в район Калуги. Одетый в летный костюм, в широких полосатых унтах, Кузнецов казался почти квадратным. Он сел в самолет и ждал последнего сигнала. На летном поле появился комиссар дивизии и басовито крикнул:
— Желаю удачи, Александр Васильевич. Вечером будем вручать партийный документ.
Патрулируя над Калугой в паре со старшим лейтенантом Коноваловым, летчик в зеркало увидел два самолета «МЕ-110». С другой стороны показалась пара «ME-109» и враз отсекла самолет Коновалова.
Кузнецов завязал бой с двумя «мессершмиттами». Сделав крутой поворот направо, он атаковал задний самолет, но безуспешно. Ничего не дал и второй заход. Тогда летчик прибавил обороты двигателя и, выйдя на боевой курс, напал на фашистскую машину с хвоста. От метких выстрелов из всех четырех пулеметов она по частям рассыпалась в воздухе.
Второй немецкий летчик струсил и быстро помчался на запад. Кузнецов на предельной скорости бросился за ним и в пылу задора не заметил, как перелетел линию фронта.
Немецкие зенитки скрестили свои трассы и взяли самолет в плотное кольцо, неотвратимо сжимая его с каждой секундой. Летчик бросал машину из стороны в сторону. В послушных руках она вертко обходила разрывы снарядов, но выйти из зоны густого массированного огня не смогла. Один из снарядов разорвался близ самолета. Пилота осколком ранило в живот и левую руку. Машина загорелась.
Летчик быстро повел объятый пламенем самолет через линию фронта с расчетом приземлиться у своих. Зенитные орудия замолчали. «Значит, наша территория», — решил Кузнецов, радуясь, что главная опасность миновала.
Но огонь все разгорался. Вот-вот взорвется машина. Надо прыгать сквозь пламя. Только бы не вспыхнул парашют.
Прыжок!
Повиснув в воздухе под оранжевым куполом, Кузнецов невесело подумал: «Выходит, опять в госпиталь. Какой же ты невезучий, Александр Васильевич. Второй раз оплошал».
Бой в воздухе продолжался. Зенитно-пулеметный огонь хлестал из стороны в сторону. По куполу парашюта Кузнецова чиркнула пулеметная очередь. Пытаясь быстрее приземлиться, летчик перехватил стропы и поставил парашют под скольжение. Где-то разорвался зенитный снаряд.
