Елена Сантьяго - Летящая по волнам
Элизабет виновато покачала головой.
– Ты сказала ей, что вернешься домой еще засветло. А сейчас темно хоть глаз выколи.
– Мне очень жаль, что ты так обо мне беспокоился. Я просто позабыла о времени. Кроме того, сначала я намеревалась выехать из поместья пораньше, но Фелисити захотела непременно в моем присутствии еще раз перепаковать ящик с бельем. Она подумала, что сможет еще что-нибудь туда запихнуть…
Элизабет замолчала и вопросительно посмотрела на мужа.
– Ты выглядишь таким… встревоженным. Что случилось?
– Будет скандал. Заседал совет острова; кажется, они хотят нанести удар еще до нашего отъезда. Я должен явиться в суд и дать показания.
Элизабет затаила дыхание от ужаса. Дункан заметил, как на ее шее запульсировала маленькая жилка.
Он задумался. Как же рассказать об этом жене, чтобы она не волновалась? Но ничего путного в голову не пришло.
– Почему? – выпалила Элизабет.
– Им не нужен особый повод. Ты же знаешь, что думают обо мне на Барбадосе.
Здесь каждому было известно: у Дункана дурная репутация. Распространились слухи, что во время борьбы за независимость от английской метрополии он перебежал на сторону противника. Одни говорили, что Дункан оставался советником и эмиссаром совета плантаторов, другие – что он втайне поддерживал адмиралтейство Кромвеля (провел под покровом ночи его войска на остров) и тем самым приложил руку к тому, что восстание колонистов было подавлено, едва начавшись.
– Как они могут тебя в этом упрекать? – горячо возмутилась Элизабет. – Это же им самим пошло на пользу. Они должны быть благодарны тебе за то, что сохранили свои плантации! Да и вообще, иначе ни о каком совете не могло бы быть и речи. Только ты смог предотвратить разрушения и кровопролитие и уберег остров от злого рока. Адмирал Эскью с корабля «Реститьюшн» в пух и прах разнес бы из пушек здания Бриджтауна! А потом повесил бы мятежников, вместо того чтобы оставить им их должности и наделы.
Элизабет перечисляла неоспоримые факты, но не все на Барбадосе придерживались того же мнения. А между тем солдаты адмирала Эскью и пальцем не тронули губернатора, который считался зачинщиком восстания. В конечном счете ему пришлось уйти в отставку и покинуть остров. А его никчемный племянник Юджин, напротив, оказался в выгодном положении и стал служить адъютантом у нового губернатора.
– Могу поспорить, что за всем этим стоит Юджин Уинстон, – произнесла Элизабет. – Этот интриган и выскочка злится на тебя. Он сам хотел преподнести Барбадос адмиралтейству и получить все почести и славу.
– Не исключено. Но скорее он злится на меня за то, что я узнал о его планах и раскрыл их. А может, и потому, что я помял тогда его красивое жабо и сказал, что его умственные способности оставляют желать лучшего. А может, из-за моей угрозы врезать ему хорошенько…
Дункан усмехнулся, но невесело, вспоминая встречу с Юджином Уинстоном, который с тех пор страстно желал с ним поквитаться.
– Все плантаторы отзываются обо мне плохо. Кроме драгоценного лорда, который по непонятным причинам считает меня порядочным человеком. Он всегда был приветлив со мной и предупреждал о кознях.
Дункан старался говорить без злобы. Сейчас было неподходящее время для того, чтобы вспоминать о старой ревности к Уильяму Норингэму: когда-то давно тот был влюблен в Элизабет. Дункан подшучивал над молодым плантатором, называя его «рыцарем без страха и упрека». Элизабет познакомилась с Уильямом во время путешествия из Англии на Барбадос. Норингэм обожал ее, что немало огорчало Дункана даже по прошествии продолжительного времени. После смерти Роберта Элизабет ответила отказом благородному и состоятельному Уильяму Норингэму, предложившему ей руку и сердце, и отдала предпочтение жестокому пирату с темным прошлым. Это до сих пор казалось Дункану чем-то нереальным, хоть она уже некоторое время носила его кольцо на пальце и, кроме того, ждала от него второго ребенка.
Дункан положил оружейный пояс и бандольеру с патронами на край лавки и повернулся к Элизабет:
– По словам Норингэма, совет плантаторов решил меня опорочить.
Элизабет сердито заходила взад и вперед по патио. Тонкие восковые свечи на колоннах у входа отбрасывали мерцающий свет на ее лицо. Живот вздымался, словно шар, под струящимся платьем насыщенного бирюзового цвета – в тон ее глазам. Влажные волосы спадали до бедер, в глазах сверкали искры. Элизабет выглядела словно богиня плодородия, сошедшая со старинной картины, которую Дункан однажды видел в одном из венецианских дворцов.
– Они бы лучше тебя поблагодарили! – бросила разъяренная женщина. – Как совет может ставить тебе палки в колеса за то, что ты был лоялен к Оливеру Кромвелю? Если тебя из-за этого обвинят в измене, «круглоголовые»[1] в Лондоне решат, будто это знак к новому восстанию, и отправят сюда линейные корабли. Но на этот раз англичане не проявят столько терпения и снисходительности.
– Мне кажется, ты придаешь слишком большое значение моей скромной персоне. – Дункан улыбнулся краешком губ. – Подавляя мятеж, «круглоголовые» не только руководствовались принципами, но и думали о регулярных поставках сахара и об увеличении своего благосостояния. – Он покачал головой. – В конце концов, все вращается вокруг золота. И Барбадос – не исключение. Хозяевам плантаций нужно как можно скорее набить собственные кошельки. Проигранное сражение за независимость и восстание рабов ударили их по карману, к тому же ураган и неурожай… В настоящий момент на всем Барбадосе есть лишь два человека, у которых имеется много золота. Один из них – я. Или, точнее сказать, ты.
Это вызвало у Элизабет шквал негодования.
– Они глубоко заблуждаются, если думают, что мы отдадим его им просто так! – воскликнула женщина.
– Члены совета инсценируют судебный процесс, в конце которого огласят приговор: солидный денежный штраф. При этом предполагается, что ты отдашь эти деньги, чтобы я не торчал за решеткой. Они придумают, в чем меня обвинить. Измена, пиратство, контрабанда – все равно. Главное – это поможет им раздобыть достаточно золота.
– Но ты уже много лет не берешь корабли на абордаж! Более того, у тебя есть каперское удостоверение от Кромвеля и адмиралтейства. Контрабандой ты тоже не занимаешься.
– Вот именно что занимаюсь, причем постоянно. Во время торговых рейсов я несколько лет перевозил тонны серебра и оружия из Лондона на Барбадос, а по английским законам это, конечно, запрещено.
– Но это же было до восстания! Кроме того, плантаторы на Барбадосе от этого только выигрывали. Они ведь сами хотели заполучить серебро и оружие, они набивали твой корабль сахаром, чтобы ты привез им того и другого. Как они могут обвинять тебя в том, чего сами так настойчиво требовали?
