Юрий Федоров - Искатель. 1967. Выпуск №5
— Я под плащом, — машинально отозвался он. — А что до планов… Они как у той одесской гадалки — она всех от казенного дома упреждала, а потом сама уселась за мошенничество. Послал разведку, Пельменных с ними ушел, думаю, с охотником беды не случится. Придут, доложат, тогда и соображать будем. А вообще-то у меня на вас большие виды.
— И какие же? — настороженно спросила Иванова.
— Пока оружия не добудем, придется вам быть нашими поводырями. Платье гражданское где-нибудь прикупим, деньги у меня есть. Будете как подружки от околицы к околице ходить. Хлопцы наши все по-госпитальному, под нулевку острижены. Их любой патруль опознает. А вы под сочинским солнцем загорели, сойдете за казачек.
— Поводырями? И без оружия? Да знаете ли вы, дорогой товарищ старший лейтенант… — неожиданно грубым голосом начала Иванова и охнула от моего щипка.
— Помолчи, Машенька, помолчи, милая. Вы не удивляйтесь, товарищ старший лейтенант, что я ее прерываю. Мы с ней всегдашние спорщицы. А идея-то отличная. Я в самодеятельности неплоха, говорят, была. Денек потренируюсь, сумею слепую сыграть, а Маша мне поводырем будет. Ведь правда, Машенька?
— П-правда, — после недолгой паузы подтвердила Иванова и, не удержавшись, съязвила: — Лихой будет отряд! Разведка слепая, бойцы безоружные. Повоюем.
— Ну, вот что! — Самусев резко поднялся. — Разговоров этих я не слышал. Не было их! Понятно?
— Ну конечно же, понятно, — ровно и спокойно подтвердила я. — К делу Машина шутка отношения не имеет. Она ведь такая — за словом в карман не полезет, но и под огнем не тушуется.
— Мы еще поговорим об этом.
И ушел, чуть похрустывая сухими ветками.
Ночь прошла в общем спокойно.
Пельменных приволок полфляги молока, заботливо, чтоб не насветила часовому, обернув ее плащ-палаткой. Напарник его, веселый, разбитной парнишка, ремесленник из бывших беспризорных, умудрился стянуть с армейской фуры мешок с тремя буханками ослепительно белого и, как резина, безвкусного немецкого хлеба. А вот новости, которые они принесли, были невеселыми.
В окрестных, станицах, да и на многих хуторах уже обосновались вражеские гарнизоны. Не крупные, но хорошо вооруженные — с пулеметами, минометами, кое-где и с броневиками.
В хуторе, около которого расположились бойцы Самусева, гарнизон был сильный. Здесь базировался какой-то тщательно охраняемый склад, а кроме того, в бригадной конюшне и на фермах фашисты с «черепами да дрючками на петличках» устроили нечто вроде тюрьмы. Сюда к вечеру пригоняли партии военнопленных, чтобы охранники имели возможность комфортабельно провести ночлег. В конвой входило обычно пятнадцать-двадцать солдат, обязательно с ручными пулеметами. Танкисты на хуторе оказались случайно, что-то чинили, а вот теперь третьи уж сутки пьянствуют.
Военный совет старшего лейтенанта и двух сержантов длился недолго. Решено было уходить полосами, от леска к леску. Нам с Машей днем намечать рубежи, всем двигаться ночью. Но прежде всего следовало добыть оружие. Поразмыслив, решили — оседлать дорогу вдали от селений, захватить мотоциклиста или одинокую офицерскую машину. В руках Володи Зари наган был надежным оружием — еще в стрелковой школе снайпер на спор с десяти шагов перебивал пистолетной пулей «беломорину». А один уничтоженный мотопатруль — это худо-бедно два автомата, а то еще и «ручник».
Несколько часов спустя километрах в трех от хутора группа затаилась в засаде у дороги. Но события приняли неожиданный оборот. Сначала по тракту в сопровождении девяти мотоциклов пропылила тяжело груженная автоколонна. Потом пестро размалеванный, длинномордый и угловатый броневик. А еще через полчаса запыхавшийся от быстрого бега связной бросился под куст, где расположил свой КП Самусев, и прерывающимся голосом доложил:
— Пленных ведут. С полсотни, наверное. Все в бинтах да кровище. Один — видно, невмоготу стало — присел на обочину, так его сразу порешили.
— А фрицев сколько?
— Солдат с десяток, унтер да офицер верховой. И еще фура груженая, ездовой вроде бы без оружия.
— Ясно… — протянул Самусев. — Давай обратно и смотри в оба. Сигналы — как условились. Техника покажется — вороном, пехота — кукушкой.
— Слушаюсь.
— Ну, что будем делать, сержанты? — обратился Самусев к Володе Заре и Пельменных.
— Выручить бы надо, — степенно заметил Пельменных. — Ребят, видно, недаром не в тыл, а к фронту ведут. Гнусность какую-то фриц задумал. Помните, как на Мекензиевых, в Севастополе, эсэсовцы свои атаки пленными прикрывали?
— Как не помнить, — сквозь стиснутые зубы процедил Самусев. — Только учтите. Стрельба поднимется, шум — всем конец. Сюда от хутора танкам минут пятнадцать ходу. Действовать будем по формуле. Слышал от морячков-десантников такую. Песком в глаза, сапогом в живот, глотки рвать руками. Пленные помогут. В общем, если не дадим опомниться — сомнем. Бери, сержант, половину людей и быстро на ту сторону.
— Ну-ко… — сузив глаза, Пельменных проверил, легко ли выходит из чехла его старый охотничий нож с деревянной ручкой, и, пригнувшись, неслышной походкой таежника нырнул в кусты.
Колонна пленных приблизилась к полосе, наискось пересекавшей дорогу. Фельдфебель, начальник конвоя (офицер, как мы узнали позже по документам, к охране не имел отношения), видно, знал свое дело. У опушки он перестроил колонну, сбил ее в плотную, компактную массу. Автоматчики отошли к обочинам, держа пленных на прицеле. Фельдфебель поступал логично — в открытом поле беглец был бы немедленно расстрелян, а здесь к самой дороге подступали густые кусты. Но нам это было на руку.
Ехавший верхом обер-лейтенант расстегнул кобуру «вальтера», жестом поманил к себе шагавшего в центре колонны пленного в командирской гимнастерке, что-то спросил его по-немецки.
И тут из леса на дорогу вырвались два десятка безоружных, но страшных своей яростью бойцов.
Обрываемой струной взлетел над дорогой пронзительно-звонкий выкрик Самусева: «Батальо-он!» — но эта мальчишеская хитрость пропала зря. Встречная реакция пленных оказалась молниеносной. Они будто ждали освободителей. Четкий строй конвойных был смят. На каждого охранника набросилось по четыре, по шесть, по восемь бойцов. Они схватились насмерть.
Стремительно метнулся к обер-лейтенанту шедший рядом с ним пленный командир. Он вцепился обеими руками в лаковый поясной ремень, рванул. Заваливаясь на правое стремя, офицер вырвал из кобуры тяжелый «вальтер». Двойным ударом — локтем в лицо, рукояткой пистолета по голове наотмашь — ударил нападавшего, вздыбил кобылу, но было уже поздно.
