Уилбур Смит - Охота за слоновой костью
– Нет, Дэнни, – повысил голос Исаак. – Восемь трупов, а остальные либо съедены крокодилами, либо убежали в Замбию.
– А что с костью, Исаак? У них были с собой бивни?
– Да, но они утонули в реке, когда лодки перевернулись.
– Черт побери! – выругался Дэниэл. Теперь будет гораздо труднее убедить полицию, что основную массу слоновой кости увезли из Чивеве в рефрижераторах. С каждым часом след Ниня Чэнгуна становился все холодней.
– В лагерь Чивеве направляется полицейский отряд, – сказал он Исааку.
– Да, Дэнни. Сейчас они у нас. Я присоединюсь к ним, как только отправлю своего раненого лесничего в Хараре. Хочу увидеть, что эти ублюдки сделали с Джонни Нзу.
– Послушай, Исаак, я пойду по единственной оставшейся у меня нити. Хочу взять того, кто во всем этом виноват.
– Осторожней, Дэнни. Эти люди не шутят. Тебе может прийтись трудно. Куда ты собрался?
– Пока, Исаак.
Дэниэл не стал отвечать на вопрос. Положив трубку, он направился к своему «лендкрузеру».
Сел за руль и задумался. Он понимал, что это только передышка. Очень скоро полиция Зимбабве захочет снова поговорить с ним, и на этот раз более серьезно.
Есть только одно место, куда он может отправиться, – за пределы страны. Во всяком случае, именно туда ведет след.
Он доехал до таможенного и иммиграционного поста и остановился перед барьером. Естественно, паспорт у него с собой и документы на «лендкрузер» в полном порядке. Формальности заняли меньше получаса, по африканским стандартам почти рекордное время.
Дэниэл проехал по мосту со стальным ограждением, пересекающему Замбези, при этом он отлично сознавал, что въезжает совсем не в рай.
Замбия – одна из самых бедных и несчастных стран Африки наряду с Угандой и Эфиопией. Дэниэл поморщился. Циник мог бы связать это с тем, что Замбия освободилась от британской колониальной зависимости раньше большинства других стран.
Здесь у политики хаотического разграбления было больше времени, чтобы проявились ее последствия.
Большие шахты медного пояса, когда-то находившиеся в частных руках, входили в число самых выгодных предприятий на континенте, соперничая даже со знаменитыми золотыми шахтами на юге. После обретения независимости президент Кеннет Каунда все их национализировал и провозгласил свою антиколониальную политику. Эта политика свелась к увольнению опытных белых инженеров и управленцев.
За несколько лет президенту чудесным образом удалось превратить ежегодный доход во много сотен миллионов в равные убытки.
Дэниэл приготовился к встрече с замбийскими чиновниками.
– Не проезжал ли тут по пути в Малави прошлой ночью мой друг? – спросил он у офицера в мундире, который вышел из помещения таможни, чтобы обыскать «лендкрузер» на предмет контрабанды.
Тот открыл было рот, чтобы заявить протест против попытки выведать закрытую информацию, но Дэниэл опередил его, вытащив пятидолларовую банкноту. Замбийская валюта, квача – это слово означает «рассвет свободы от колониального угнетения», – когда-то приравнивалась к американскому доллару. Многочисленные последовательные девальвации привели к курсу 30 к одному. На черном рынке курс был близок к 300 к одному. Негодование офицера испарилось. Он смотрел на свою месячную зарплату.
– Как зовут вашего друга? – спросил он.
– Мистер Четти Синг. Он в большом грузовике с грузом сушеной рыбы.
Офицер исчез в здании таможни и через несколько минут вернулся.
– Да, – кивнул он. – Ваш друг проехал через таможню вскоре после полуночи.
Не проявляя больше никакого интереса к «лендкрузеру», он поставил в паспорте Дэниэла штамп. И бодро вернулся на пост.
Минуя пограничную заставу и направляясь на север, в столицу страны Лусаку, Дэниэл слегка тревожился. В Замбии закон теряет силу на границе застройки. В буше дороги охраняют полицейские блокпосты, но дорожная полиция не настолько безрассудна, чтобы откликнуться на призыв о помощи одинокого путника.
Холмы и кряжи были словно воздвигнуты в древности руками великанов. Стены и каменные башни выветрились и обрушились, создав живописный хаос. Многочисленные реки глубоки и чисты.
Дэниэл подъехал к первому дорожному посту.
За сто ярдов до поста он сбросил скорость и дальше ехал, держа обе руки на руле. Полицейские нервничают и способны открыть огонь без всякого повода.
Когда он остановился, констебль в мундире и зеркальных темных очках просунул ствол автомата в окно кабины и высокомерно поздоровался:
– Привет, мой друг. – Его палец лежал на курке, а ствол упирался Дэниэлу в живот. – Выходи.
– Куришь? – спросил Дэниэл.
Выходя на дорогу, он сунул в руку полицейскому пачку сигарет «честерфилд».
Констебль убрал ствол, одновременно проверяя, распечатана ли пачка. Потом улыбнулся, и Дэниэл чуть успокоился.
За «лендкрузером» Дэниэла затормозила другая машина – грузовик, принадлежащий одной из компаний, занимающихся устройством охотничьих сафари. В кузове – груда лагерного снаряжения и припасов, а на этой груде сидят следопыты и подносчики ружей.
За рулем профессиональный охотник – бородатый, загорелый, обветренный. Сидящий рядом клиент кажется типичным изнеженным горожанином, несмотря на новую куртку сафари и полоску шкуры зебры на шляпе.
– Дэниэл! – Охотник высунулся в боковое окно. – Дэниэл Армстронг! – радостно завопил он.
И тут Дэниэл его вспомнил. Они встречались три года назад, когда Дэниэл делал документальный фильм об охотничьих сафари в Африке. Этот человек – охотник. Пока он не может вспомнить, как его зовут, но они распили бутылку «Хейга» в лагере в долине Луангвы. Да, и этот светловолосый человек – скорее пьяница, чем охотник. Дэниэл помнил, что тот выпил больше половины «Хейга». Стоффель. Он с облегчением припомнил имя. Ему необходим союзник и защитник. А охотники из компаний, устраивающих сафари в буше, – своего рода аристократия.
– Стоффель ван дер Мерве! – воскликнул он.
Стоффель выбрался из кабины грузовика – рослый, мясистый, улыбающийся.
Как большинство профессиональных охотников в Замбии, он был африкандером из Южной Африки.
– Дьявольщина, приятель, рад снова тебя видеть! – Он забрал руку Дэниэла в свою волосатую лапу. – У тебя здесь неприятности?
Дэниэл ничего не ответил, и Стоффель повернулся к полицейскому.
– Эй, Джуно, этот человек мой друг. Обращайся с ним хорошо, слышишь меня?
