Александр Бруссуев - Полярник
— Вот такая у нас работа — постоянно на передовой, постоянно в напряжении. Не поминай лихом!
Шофер распереживался, смахнул слезу и обнял меня, как друга. Впрочем, таких друзей я бы за янь — и в музей. Машина уехала, а я еще сплюнул ей вслед через левое плечо. В это время на меня кто-то налетел сзади, схватил за голову и смачно поцеловал в подвернувшееся ухо. Я резво отпрянул, вглядываясь, не мужчина ли? Пес их знает, европейцев с их падением нравов и легальными гамадрильными браками. На счастье нападавших, это были две пьяненькие девицы.
— Добро пожаловать в Роттердам! — закричали они, размахивая полуполными бутылками пива «Амстель». — Присоединяйся к нам, повеселимся!
Говорили они на английском, раскусив во мне иностранца. А, может, сами были иностранки.
— Не, — говорю. — Не могу. Я как раз уезжаю.
— И мы с тобой, — согласились девчонки и полезли обниматься. — Куда едем?
— В Америку, — ответил я, осторожно отстраняясь.
— Жаль! — вздохнули они. — Счастливого пути!
И ушли, размахивая полупустыми бутылками пива «Амстель», хохоча и подвывая.
Я залез в свой дешевый вагон с пластмассовыми сидушками и обрадовался одиночеству. Радость моя продолжалась недолго: мое уединение нарушила изрядно пьяная компания подростков. По нашим, по-российским законам, установленным соответствующими органами, эта пьянь должна была пристать к одинокому путнику, получить по мордам и потом жаловаться в милицию для возмещения морального вреда, либо до полусмерти его забить и благополучно избежать уголовной ответственности. Я поднапрягся, готовясь к любому развитию наших отношений, но как только поезд тронулся, голландские подростки начали поочередности блевать, а потом падать, теряя устойчивость. По запаху стало ясно, что пиво предшествовало ядовитым гамбургерам.
Лишь соседний вагон с мягкими сиденьями спас меня от ужаса созерцания изнанки доброй молодежной вечеринки. Жаль, только, что мой билет не позволял мне здесь находиться. Но то ли контролеры еще спали в столь ранний час, то ли поезд был настолько длинный, что за полчаса пути они так до меня и не добрались.
Аэропорт меня встретил кипучей активностью: самолеты улетали и прилетали, народ валялся под ногами, демонстрируя стальные нервы и крепость сна, секьюрити обыскивали каждого встречного, если это был не араб, негр или лицо кавказской национальности, уборщики ездили на машинках, оставляя за собой мокрый след (если они проезжали по спящему).
Для моего вылета в Бостон требовалось зарегистрироваться, как пассажиру. Чтобы это проделать, нужно было запихать в щель автомата свою американскую визу для проверки. Но моя виза, как и должно быть, была приклеена к странице паспорта, а эта страница в злополучную щель — ну, никак не влезала! Наши паспорта, что ли, больше, чем во всем мире? Пришлось вручную отбивать ответы на типичные вопросы, всплывающие передо мной на дисплее. Клавиша «enter», падла, глючила, и мне пришлось второй раз тыкать в буквы, расписывая свою родословную. Когда вся моя информация сызнова потерялась для бездушной машины, я догадался перейти к соседнему аппарату.
Тот тоже паспорт мой не принял, но хоть не отключался. Вопросы были, как обычно, идиотскими. По ним американские спецы, наверно, определяли психологический портрет злоумышленников. Но я никогда не пытался изучать географию США, поэтому замер в растерянности, когда шайтан-машина предложила мне выбрать из предложенных аббревиатур обозначение штата, где этот самый Бостон располагается. Я знал, что там находится Гарвард, но правильно выбрать из символов «ML, MS, MI, MN» не мог. Пока я задумывался, бездушный экзаменатор обозначил счетчик, порекомендовав решить задачу за предложенные двадцать секунд до отключения.
Ни фига себе, качели. Я выбрал второй штат, потому что он у меня ассоциировался со словом «Массачусетс». Вообще-то, может быть, где-то на уровне подсознания я слышал, что Бостон связан именно с этим штатом, потому что я угадал. Ответив еще на пару сомнительных вопросов, мы прекратили игру: аппарат, издав неприличный звук, выдал мне талон на посадку.
Не успел я сдать свой чемодан, как ко мне подошли два сотрудника безопасности, обслуживающих рейс в Америку. Один из них спросил, куда я лечу? Второй, не дожидаясь ответа, громко и членораздельно заговорил в свою рацию: «Сэр, у нас тут реальная проблема!» Это было произнесено таким тоном, будто мимо пробежал Карлос Ильич. Я даже обернулся, но никого рядом не обнаружил. Задавший вопрос в это время внимательно смотрел на меня.
— Что такое? — нечаянно вырвалось у меня.
— Расслабься, парень, не надо так напрягаться, — вальяжно заметил тот, что с рацией.
— Это как? — мне стало удивительно. И в то же время где-то в глубине души зародилось раздражение, бесполезное во всех, а, тем более, этой, ситуациях. Подошел третий американец, пристально вглядывающийся мне в глаза. «Да пошел ты, со всеми вашими ментовскими заморочками!» — подумал я, полностью успокаиваясь: не пустят в США — да и пес с ними.
Этот третий бегло ознакомился с моими документами и тут же дал «добро» на посадку в самолет. Я пошел отдавать багаж, ругаясь сквозь зубы: «Психологи хреновы!»
В Бостоне меня встретил агент, удивившийся, что я так быстро оформил все въездные формальности. Наверно, американские власти удовлетворились всеми предварительными процедурами, проведенными еще в старушке — Европе.
Мой пароход приходил только завтра, поэтому у меня были целые сутки очередного гостиничного безделья. Моряки проводят это время традиционно: либо пьют, либо спят. Я не пил. Я проснулся под вечер — все-таки давала о себе знать разница во время. Под балконом моего номера зеленел на солнце бассейн, шезлонги были пусты — тишина. Хотелось есть, но романтика требовала водных процедур. До сих пор удивляюсь себе, как это я решился на такой трюк, может, не выспался или успел перегреться. Я переоделся в плавки, взял ключ от номера в руку и снова оглядел все окрестности водоема в поисках живых душ: таких не обнаружилось, мертвых, впрочем, тоже. Я бросил в ближайший шезлонг скрученное в колбаску полотенце, попал, воодушевился, перелез через ограду балкона и прыгнул вниз.
Вошел я в воду «бомбочкой» с тучей брызг и душераздирающим визгом. Еще находясь под водой, весь в пузырях, я удивился, почему визг? К тому же, если я уже перестал контролировать себя и непроизвольно издал крик восторга на повышенных нотах, то теперь-то рот мой закрыт, чем же я визжу? И вообще, я ли это визжу? Мне даже расхотелось выныривать, но пришлось.
Я изобразил, что мне по кайфу, и стал лениво плавать туда-сюда, будто ничего и не слышу. Меня колотила дрожь, почти судороги — вода оказалась на редкость холодной, просто ледяной, но все же я вытерпел минут пять моциона. За это время я сумел разглядеть пожилого загорелого мужичка вполне крепкого сложения и его спутницу неопределенного возраста, потому что глаза она прятала за стильными очками. Дама спокойно курила в своем кресле, мужчина, ну просто настоящий прожженный мачо, колотился и извивался в своем. Наконец, он справился с собой, закрыл рот и закашлялся. Художественный визг сразу оборвался.
