Георгий Брянцев - Тайные тропы
Ожогин прервал его.
— Хорошо!.. Если ты действительно хочешь получить задание...
— Очень хочу.
— Изволь, первое задание — возьми себя в руки. — Никита Родионович направился к двери — На сей раз я не шучу. Это задание коммунисту Грязнову. Затем второе задание... Об этом поговорим позже...
Ожогин одел пальто и вышел на улицу. Нужно было повидать Дениса Макаровича, чтобы сообщить ему последнюю подслушанную под полом беседу Юргенса с одним из своих агентов.
Ожогин шел быстро, не оглядываясь и не всматриваясь в прохожих. Но на углу Лермонтовской он неожиданно встретился взглядом с человеком, на которого сразу обратил внимание. Это был мужчина средних лет в истертом кожаном пальто, синей фетровой шляпе, легких хромовых сапогах, — все не по сезону. Он пристально посмотрел на Никиту Родионовича и как будто даже улыбнулся. Ожогину его лицо показалось знакомым. Они разошлись. Никита Родионович невольно оглянулся. То же самое сделал и человек в кожаном пальто.
«Сглупил, — подумал Ожогин, — не надо было оглядываться. Но теперь уже поздно.»
Он старался вспомнить, где раньше пришлось видеть этого человека, но безуспешно. Однако Никите Родионовичу даже показалось, что он часто встречал человека в кожаном пальто раньше, разговаривал с ним.
— Молодец, что пришел, молодец, — радостно встретил Никиту Родионовича Изволин и потянул его во вторую комнату.
Денис Макарович был возбужден. Не требовалось никаких объяснений, чтобы понять его настроение. Его выдавали глаза, и по ним Ожогин научился почти безошибочно определять, что творилось в душе старика. Посмеиваясь в усы, Изволин усадил Никиту Родионовича и подал ему листок бумаги, исписанный мелким, убористым почерком.
— «Грозному», — прочел Ожогин. — Ваши действия и планы будущее считаем правильными. Постарайтесь связаться радио Иннокентием. Разведданные передавайте ежедневно. Юру и всех лиц ним связанных держите постоянно поле зрения. Немедленно сообщите, кто персонально участвовал затемнении города. «Вольный».
— Так вы, значит, «Грозный»?
Изволин отрицательно покачал головой и улыбнулся.
— А кто же это, если не секрет? — осторожно спросил Никита Родионович.
— Секрет, дорогой, и большой секрет. Тебе я могу сказать одно, что «Грозный» — работник обкома партии и в городе с ним связаны только четыре человека, руководители самостоятельных групп. Бережем мы «Грозного» как зеницу ока. Ведь он возглавляет подпольный райком.
— Меня и Андрея он знает?
— А как же. Всех, кто со мной работает.
— Хорошо, правильно, — сказал Никита Родионович, — может быть, и мне не следовало говорить...
— Что так? — удивился Денис Макарович.
— Если такой порядок, то зачем его нарушать.
— Значит, можно, коль нарушаю, — произнес Изволин и, вынув из-под кровати поношенные ночные туфли, спрятал радиограмму в задок одного из них, под отстающую подкладку.
Позвав жену, Денис Макарович обвернул туфли в газету и попросил отнести их... Куда — она, видимо, знала.
Изволин и Ожогин остались одни. Игорька не было с утра. Он вместе с другими участниками группы Изволина все еще вел наблюдение за квартирой Юргенса, ожидая появления в городе бежавшего от партизан Зюкина.
— Только бы появился, — говорил Денис Макарович, — уж здесь от нас не уйдет. Но думается мне, что напрасно мы его ждем. Времени много прошло, да и немцам рассказывать, обо всем не захочет. Тоже, поди, страшновато, не поверят.
— Хорошо, если так.
— Ну, а глядеть будем. Вас же с Андреем попрошу поочередно дежурить под домом. Видишь, «большая земля» просит.
Никита Родионович согласился. Он знал, что у Дениса Макаровича было мало людей, владеющих немецким языком.
На крыльце Ожогина поджидала Варвара Карповна. Он любезно поздоровался с ней, но она грустно посмотрела на него и ничего не ответила.
— Я провожу вас немного, — сказала она тихо и взяла Никиту Родионовича под руку. — Вы совсем забыли меня...
Некоторое время они шли молча, потом Варвара Карповна спросила:
— Вы обещали дать мне совет... Помните?
— Помню, конечно, — ответил Ожогин.
— Он мне нужен... Я все больше и больше боюсь. — Варвара Карповна потерла лоб.
— А как дела с Родэ? — поинтересовался Ожогин.
— Все так же... или нет... хуже... Мне приходится унижаться. Если я перестану быть нужной ему, я пропала. Кажется, дни мои сочтены. Я много думала... Я готова удушить его собственными руками.
— Это лучший выход, — прервал ее Ожогин, — тогда мы с вами вольны поступать, как хотим.
— Но...
— Что «но»? Что вам мешает сделать это? Ведь вы бываете с ним наедине?
— Я просто не смогу... боюсь. У меня не хватит сил... мне надо помочь...
— Хорошо. Я помогу, — твердо сказал Никита Родионович.
— Нет, нет... только не вы. Кто угодно, но не вы. За вас я боюсь больше, чем за себя.
— Ну что ж... Я найду человека, который вам поможет. Согласны?
— Да... Пусть кто-то третий, — ответила Трясучкина.
— Прошу об одном — предупредите меня заранее о встрече с Родэ.
— Понятно, — тихо произнесла Варвара Карповна.
— Он приходит домой поздно?
— Очень поздно и только тогда, когда приглашает меня; обычно он не ночует дома.
— Ходит один?
— Он не ходит, а ездит на машине. Ну, я пойду... — Она задержала руку Ожогина в своей и спросила: — А если я как-нибудь приду к вам в гости?
— Ну и не застанете меня дома. Ведь я с десяти вечера до двух ночи на работе...
— Я приду в два. У меня ночной пропуск.
Ожогин не ожидал такой решительности от Варвары Карповны и помешкал с ответом.
— Я полагаю, что поступать так будет неразумно. Хочу вас видеть своей гостьей в любое время, но при одном условии — когда не будет...
— Не будет его, — закончила Трясучкина.
— Только так.
Варвара Карповна вздохнула.
Дома в спальне Никита Родионович нашел записку, оставленную Андреем. Грязнов писал, что сегодня занятий у Кибица не будет, он куда-то выехал на два дня. В десять часов их ждет Зорг.
До десяти оставался еще целый час. Никита Родионович решил пройтись по городу. Встреча и разговор с Трясучкиной вызвали мысли, в которых надо было разобраться. Правильно ли он ведет себя по отношению к этой женщине? Она зла на Родэ, ненавидит и боится его. Она поняла, что в Германию ее не возьмут, она никому не нужна, ее ждет гибель. Она ищет пути и средства, чтобы оправдаться перед советским народом. Этим можно объяснить ее поведение. И хорошо, если именно эти причины руководят Варварой Карповной. Тогда Ожогин и его друзья не ошиблись. Тогда оправдана некоторая поспешность Никиты Родионовича в разговоре о Родэ.
Насчет того, как поступить с Трясучкиной, он не был согласен с Тризной. И не потому, что у него возникли к ней какие-то чувства. Нет. Она еще может пригодиться как переводчик гестапо, как человек, очень много знающий. Ожогин хорошо запомнил слова, сказанные как-то Иннокентием Степановичем Кривовязом: «Легко врага уничтожить — труднее заставить его работать на нас». Так думает не только Ожогин, но и Изволин. Но вот Тризна и Грязнов другого мнения. И они неправы. В этом Никита Родионович твердо убежден.
