Георгий Брянцев - Тайные тропы

Всякое поручение радовало Андрея, поэтому, не ожидая повторения, он принялся одеваться.

Расстались на улице. Никита Родионович направился в центр, к Трясучкиной, Андрей — на окраину, к Тризне.

Варвара Карповна, укутанная в большую серую шаль, ходила по комнате. Когда вошел Ожогин, она испуганно посмотрела на него и молча протянула руку.

— Что со мной делается, сама не пойму.

— Нервы шалят, — сказал Никита Родионович, — надо держать себя в руках.

Варвара Карповна подняла на Ожогина свои большие глаза.

— Страшно... — почти простонала она.

У Никиты Родионовича зародилось опасение: уж не передумала ли? Он вспомнил, как Грязнов однажды сказал, что, по его мнению, в самый последний момент Трясучкина откажется от всего, не захочет ставить под удар Родэ, с которым связала свою судьбу, и, чего доброго, еще выдаст Ожогина. Андрей считал, что связь с Варварой Карповной — опасная и ненужная затея. Андрей поддерживал точку зрения Игната Нестеровича, что, во избежание провала в будущем, вместе с Родэ надо уничтожить и Трясучкину. Думая об этом, Ожогин решил вернуться к первому разговору с Трясучкиной и напомнил ее же слова, сказанные в день именин: или она умрет, или должен умереть Родэ...

— Я это помню и хорошо понимаю, что другого выхода для меня нет. Уж скорее бы, что ли...

— От вас все зависит, — заметил Никита Родионович. — Что это за дом в Рыбацком переулке?

Обычный частный дом. Таких у Родэ несколько в городе. В них он встречается со своей агентурой и частенько проводит ночи. Трясучкина была два раза у Родэ в этом доме. Он состоит из пяти или шести комнат, две из которых предоставлены в распоряжение Родэ. В доме живет слепой старик с дочерью.

— Как попасть в комнаты Родэ?

Варвара Карповна взяла карандаш и набросала на листке план дома.

Из передней, в которую попадают прямо через парадный ход, первая дверь направо ведет в зал, а из него уже дверь в спальню.

Никиту Родионовича интересовал вопрос, можно ли проникнуть в дом до приезда Родэ. Такая возможность исключена. Хозяин дома впускает только по паролю, а пароль известен лишь Родэ.

Варвара Карповна предложила такой план: когда они приедут вместе с Родэ, она немного замешкается на пороге и повертит в замке ключом, для видимости, но дверь оставит открытой. Если же эта попытка не удастся, то она встанет с постели, как только Родэ заснет, выйдет в переднюю и откроет входную дверь.

— Он будет пьян?

— Он всегда бывает пьян, — ответила Варвара Карповна, — но, несмотря на это, сон его очень чуток, и он быстро приходит в себя. Пистолет Родэ держит всегда под подушкой.

Варвара Карповна предупредила, что ставни в доме закрываются изнутри. Если ставня ближнего к парадному окна останется приоткрытой, то, следовательно, все в порядке: дверь не заперта...

Расставшись с Варварой Карповной, Ожогин зашел к Денису Макаровичу. Старик, как обычно, сидел в раздумье у печи.

Он погладил согнутым пальцем аккуратно подбритые седые усы, посмотрел на Ожогина и спросил:

— Что решили с Трясучкиной?

Никита Родионович передал содержание беседы. Надо поторапливаться. Дело затянулось. Возможно, что она не выдержит дальше. Одно только смущает его — участь Трясучкиной. Он боится, что Тризна рубанет с плеча. А это не в интересах дела.

— Далась ему эта Трясучкина, — сказал Изволин. — Вот мятежная кровь. Ты ему говорил, что я против?

Да, он говорил, но уверенности у него нет. Тризна молчит. Никита Родионович пытался вызвать его на откровенность, но тот ответил, что еще ничего неизвестно и об этом рано говорить.

Денис Макарович протянул руки к печи и задумался.

— Значит, придется забраться в дом, — как бы самому себе тихо сказал он.

Так думал и Никита Родионович. Другого ничего не придумаешь. Родэ и Трясучкину привезет машина, и неизвестно, кто еще в ней будет, кроме них и шофера.

— Поэтому-то я и думаю, что поручать дело одному Игнату рискованно. Уж больно он горяч. Притом возможна предварительная слежка за домом. — Изволин неторопливо погладил руками колени и нерешительно продолжал: — А что, если Андрея... Правда, и он как порох, того и гляди — вспыхнет, но другого никого не подберешь. Все мои люди сегодня в разгоне. В общем, подумай, а решишь — действуй. Времени-то мало осталось.

Андрей вернулся домой только в сумерки. Он молча разделся и сел за стол.

— Где был? — спросил Ожогин.

Грязнов поднял глаза и ответил, что ходил с Тризной смотреть дом в Рыбацком переулке.

— Ну и как?

— Нашли. Под шестым номером самый приличный дом в переулке, а то все мелкота и развалины. Глухое место...

— Глухое место? — спросил Ожогин — Игнату Нестеровичу будет трудно?

Андрей вдруг поднялся со стула и решительно заявил:

— Я пойду вместе с ним.

Ожогин нахмурился. Ему не понравился категорический тон Андрея. Нет, не Андрей будет решать вопрос, а он — Ожогин. Зная характер друга, Никита Родионович опасался, что, уступив ему один раз, придется уступать и в другой. А когда Андрей войдет во вкус боевой работы, оторвать его от нее будет трудно. Возникает угроза основному заданию, на которое они посланы.

— Мало ли что взбредет тебе в голову, — сказал спокойно Ожогин.

Грязнов покраснел, сдерживая волнение, прижал руку к груди.

— Поймите, Никита Родионович...

— Прекрасно понимаю. Прежде всего, такие дела мы должны решать сообща. Мы оба отвечаем за то, что нам поручено, что нам доверено.

Лицо Андрея пылало, губы стали сухими. Сбиваясь, он принялся с жаром доказывать, что он хочет действовать, что он должен совершить что-то большое, значительное.

Как и в первый раз, Ожогин выслушал Грязнова и так же спокойно спросил:

— Ты понял, почему я протестую?

— Да, но почему вы... — Андрей оборвал фразу на полуслове и подошел к окну, встав к Никите Родионовичу спиной.

— Вижу, что не понял, — сказал Ожогин.

Он решил довести урок до конца. Нельзя было выпускать из повиновения горячего и опрометчивого друга. И не только потому, что Ожогин боялся за исход дела, но и потому, что он полюбил Андрея, привязался к нему, жалел его как младшего брата.

Никита Родионович лег на тахту, выжидая, когда Андрей успокоится. Андрей все так же стоял у окна в только много времени спустя, наконец, тихо проговорил, не поворачивая головы:

— Я неправ, Никита Родионович.

— Ну вот, — спокойно проговорил Ожогин, поднимаясь с тахты, — надо собираться на занятия.

— Но я неправ не потому, что хотел итти, а потому, что решил это самовольно, — добавил Грязнов.

— Согласен, — сказал Никита Родионович, одевая пальто.

— Тризна встретит нас после занятий, и вы ему объясните... — попросил Андрей.

— А ты сам?