Алистер Маклин - Дрейфующая станция «Зет». Караван в Ваккарес
– Все очень просто, – сказал я. – На «Дельфине» стоит ледовый эхолот, прибор, измеряющий толщину льда над головой. В нормальных условиях, если бы коммандер Свенсон, командир «Дельфина», потерял с нами связь, он все равно появился бы на пороге через пару часов. Положение станции «Зебра» они засекли достаточно точно. Ему оставалось бы только нырнуть, пройти сюда подо льдом, поискать с помощью эхолота, где лед потоньше, – и дело в шляпе. Они бы мигом нащупали то место, где недавно была чистая вода… Но это в нормальных условиях. А сейчас ледовая машина сломана, и, если её не починят, Свенсон никогда не сумеет найти тонкий лед. Вот почему я хочу вернуться на лодку. Прямо сейчас. До того, как смыкающийся лед заставит Свенсона уйти под воду.
– Не понимаю, старина, – вступил в разговор Джолли. – Вы–то чем можете помочь? Сумеете починить эту самую ледовую хреновину?
– Это не понадобится. Свенсон знает расстояние до станции с точностью до сотни ярдов. Мне только надо передать ему, чтобы он остановился в четверти мили отсюда и выпустил торпеду. И…
– Торпеду? – спросил Джолли. – Торпеду? Он пробьет лед торпедой?
– Совершенно верно. Правда, этого ещё никто никогда не делал. Но не вижу причин, почему бы это не сработало, если лед не слишком толстый. А лед на месте недавней трещины ещё наверняка не слишком окреп. Впрочем, не знаю…
– Послушайте, док, они наверняка пришлют самолеты, – тихо сказал Забринский. – Мы же передали сообщение сразу, как только добрались сюда, и теперь всем известно, что станция «Зебра» найдена… В конце концов, известно её точное положение. Эти здоровенные бомбовозы доберутся сюда за пару часов.
– Ну и что они тут будут делать? – спросил я. – Болтаться наверху безо всякой пользы? Даже если им известно наше точное положение, все равно они не сумеют разобрать в такой темноте да ещё в шторм, что осталось от станции. Ну пусть засекут нас радаром, хотя это маловероятно, – но даже если они это сделают, что дальше? Сбросить нужные нам припасы? Это возможно. Но сбросить их прямо на нас они побоятся: ещё убьет кого–нибудь. Значит, сбросят на каком–то расстоянии. А для нас даже четверть мили – слишком далеко, да ещё попробуйте найти груз в таких условиях. А приземлиться… Даже в прекрасную погоду большой самолет, которому нужен солидный разбег для взлета, на неподготовленную льдину не сядет. Вы это сами знаете.
– Вы случаем не пророк, док? – грустно спросил Ролингс.
– На Бога надейся, а сам не плошай, – сказал я. – Старая мудрость, но никогда не подводит. Если мы заляжем в этой берлоге, даже не пытаясь что–то предпринять, а ледовую машину не удастся починить в самое ближайшее время, то мы здесь просто погибнем. Все шестнадцать. Если мне удастся добраться туда, мы все останемся живы. Даже если я не доберусь, есть шанс, что ледовую машину все–таки починят, тогда погибнет только один человек… – я стал надевать свои варежки. – А один – это не шестнадцать.
– С таким же успехом мы можем сделать это вдвоем, – Хансен вздохнул и тоже надел рукавицы.
Меня это не удивило: такие люди, как Хансен, выдержавшие строгий отбор, в критических ситуациях никогда не соглашаются загребать жар чужими руками.
Я не стал тратить время на споры. А тут и Ролингс поднялся на ноги.
– Есть ещё один доброволец, имеющий большой опыт в размешивании супа, заявил он. – Если я не буду держать вас обоих за ручки, вы и до дверей–то не дойдете. А кроме того, за это мне уж наверняка повесят медаль. Какую самую высокую награду дают в мирное время, а, лейтенант?
– За размешивание супа пока что не учредили награды, Ролингс, отрезал Хансен. – А этим вы и будете по–прежнему заниматься. Вы останетесь здесь.
– Ого–го, – Ролингс покачал головой. – Считайте, что я взбунтовался, лейтенант. И отправляюсь с вами. Не хочу упустить момент. Если мы доберемся до «Дельфина», то вы будете так счастливы, что просто забудете доложить обо мне, значит, потребуется справедливый человек, который вовремя подскажет начальству, что мы благополучно вернулись на корабль только благодаря торпедисту Ролингсу… – он ухмыльнулся. – А если мы не сумеем добраться ну, что ж, тогда вы все равно никому ничего не доложите, верно, лейтенант? Хансен подошел к нему поближе, И тихо сказал:
– Вы прекрасно знаете, что мы вряд ли попадем на «Дельфин».
Значит, здесь останутся двенадцать больных людей, не говоря уж о Забринском со сломанной ногой. А кто будет за ними ухаживать? Нужен хотя бы один здоровый парень, чтобы позаботиться о них. Нельзя же думать только о себе, а, Ролингс? Вы ведь присмотрите за ними? Верно? Ну, хотя бы из уважения ко мне…
Ролингс постоял несколько долгих секунд, пристально глядя на лейтенанта, потом вновь опустился на корточки и принялся размешивать суп. – Из уважения к вам, понятное дело, – горько произнес он. – Ну, ладно, я остаюсь. Из уважения к вам. Да и потом, вдруг тут без меня Забринский решит прогуляться – ведь обязательно сломает и вторую ногу… Он ел суп все быстрее и яростнее.
– Ну, так чего вы ждете? Шкипер может нырнуть в любую минуту…
В его словах был резон. Мы отмахнулись от капитана Фолсома и доктора Джолли, громко протестовавших и пытавшихся нас удержать, и через тридцать секунд были готовы к путешествию. Хансен вышел наружу первым. Я обернулся и окинул взглядом больных, изможденных и раненых сотрудников станции «Зебра».
Фолсом, Джолли, Киннерд, Хьюсон, Нейсби и ещё семеро. Всего двенадцать человек. Вряд ли они все были сообщниками, скорее всего, действовал один человек, может быть, двое. Хотел бы я знать, кто они, эти люди, которых я бы уничтожил безо всякой жалости. Люди, которые убили моего брата и ещё шестерых сотрудников полярной станции «Зебра». Никому и никогда я этого не смогу простить. И постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы найти его или их. Убийцам не скрыться от меня, как бы они ни старались. Скорее я погибну сам.
Я закрыл за собой дверь и нырнул вслед за Хансеном в кошмарную мглу ледяной полярной ночи.
Мы ощущали усталость, сильную усталость, ещё до того, как отправились в путь. Ноги у нас были налиты свинцом, все кости ныли, и до полного изнеможения оставалось рукой подать. И несмотря на это, мы почти летели сквозь воющую тьму этой ночи, словно два гигантских белых призрака в молочной белизне фантастического лунного пейзажа. Мы больше не гнулись под тяжестью рюкзаков, штормовой ветер дул нам прямо в спину, и если по дороге сюда каждый шаг давался нам ценой изнурительного труда, то теперь мы за то же время проходили пять шагов, да ещё с такой кажущейся легкостью, словно вообще не прилагали к этому никаких усилий. Нам не приходилось осторожничать, опасаясь свалиться в открытую трещину или налететь на неожиданное препятствие, мы сняли бесполезные сейчас очки и двигались резвой трусцой, а пляшущие лучи наших фонарей позволяли нам различать дорогу за пять, а то и за десять ярдов. Это была помощь, так сказать, физическая, но гораздо сильнее, заставляя забыть о боли в ногах, нас пришпоривал острый, растущий с каждой секундой страх, что коммандеру Свенсону как раз сейчас приходится уходить на глубину и что, всеми брошенные, мы останемся умирать в этой терзаемой штормом пустыне. Здесь, где нет ни укрытия, ни еды, старуха с острой косой не станет тянуть время. Подобные мысли никак не прибавляли нам хорошего настроения, скорее, заставляли сильнее собраться.
