Николай Асанов - Волшебный камень

— А что же Лунина не помогла? — И ревнивую горечь услышал Нестеров в голосе девушки.

Лукомцев небрежно ответил:

— А что мне Лунина? У нее своя мечта, у меня — своя. Я такую мечту ношу, что другому и не поднять.

— Какую же это? — ревниво спросила Даша.

— На фронт хочу проситься, — возбужденно заговорил Лукомцев, — Возьму я с собой бригаду настоящих добрых охотников, человек двадцать. Перейдем мы через фронт, изловим этого проклятого Гитлера и притащим его для всеобщего обозрения. А без Гитлера фашисты долго не продержатся…

— Эх, Андрей, так войны только в сказках кончаются, — сказал Нестеров. — Гитлеровцев оружием брать надо. Ты для оружия что-нибудь нашел?

— А для оружия я отдельно постарался…

Он вытащил из кармана штанов узкий длинный кожаный мешок, небрежно встряхнул его на руке, будто взвешивая, развязал шнурок, стягивавший устье, и перевернул мешок над столом. Тяжелая струя золотого песка полилась на столешницу, расплываясь подобно топленому маслу.

— Действительно золото! — ахнул Палехов.

— Однако блесну нашел, — солидно подтвердил Тимох. Он один отнесся к этой картине льющегося тяжелой струей золота безразлично.

Девушки, и Даша и Варя, подбежали к столу. Палехов уже перебирал в пальцах чешуйчатые мелкие пластинки, определяя возраст золота.

— Здесь в районе? — спросил он.

— Ничего не поделаешь, земля такая. В ней все есть! — убежденно и в то же время посмеиваясь над недоверчивым вопросом Палехова, ответил Лукомцев. Потом посмотрел в глаза Нестерову и сказал: — А это вот для тебя, Сергей Николаевич! Вот они, алмазы-то! — Резким движением он вытащил из внутреннего кармана полушубка пригоршню камней и швырнул их на стол. Все бросились к камням. Он небрежно откинулся, приняв особо картинную позу, выставив грудь и отставив ногу, и добавил со значением: — Пусть и мое имя в географию попадет! Есть же море Лаптевых, тоже простого человека имя, — отчего же не быть алмазному прииску имени Лукомцева?

Это наивное хвастовство, надежда, в нем прозвучавшая, и тронули и огорчили Нестерова. Он не смотрел уже на камни. Палехов взял горсть, поднес близко к лицу, будто нюхая, затем небрежно бросил обратно.

— Н-да, — протянул он, — история с географией…

— А что? — подозрительно вскинул голову Лукомцев.

— А то, что это не алмазы, — осуждающе сказал Палехов.

Лукомцев пошатнулся, но снова выпрямился, глядя на Нестерова умоляющими глазами. Но Нестеров ничем не мог утешить его.

— Ошибся ты, Андрей. Это циркон и гранат. Спутники алмаза. Где ты их взял?

— Циркон? Гранат? А я-то думал… — И Лукомцев медленно нагнулся к баяну, на котором лежала его шапка, взял ее и надел, застегнул полушубок, делая все это замедленно, неуверенными движениями. Даша вскрикнула и бросилась к нему, умоляюще взглянув на Нестерова.

— Куда вы, Андрей? Куда? — В голосе ее прозвучал такой испуг, что Лукомцев невольно задержался, ласково провел рукой по ее голове и тихо ответил:

— Обратно. Раз на раз не приходится, Дашенька. Я еще докажу… — Последние слова он произнес совсем ослабевшим голосом, сделал шаг, другой и, поддерживаемый Дашей, вдруг стал опускаться на пол.

Даша не могла удержать его внезапно отяжелевшее тело, и Нестеров помог ей осторожно положить его на диван.

— Однако ослаб, — равнодушно сказал Тимох. — Всего пять дней без настоящей еды вынес. У нас женщины крепче.

Даша все повторяла на одной ноте:

— Андрей! Андрей!

Варя с испугом смотрела на Лукомцева, тихо, словно про себя, повторяя:

— Пять дней без еды… Пять дней…

Суслов, до сих пор никак не принимавший участия в этой сцене, вдруг раздраженно сказал Палехову:

— Борис Львович, помогите мне!

— А что?

— Как — что? Снесем его ко мне в комнату. Надо вызвать врача.

Нестеров подсунул руки под голову Андрея, Суслов с неприязнью взглянул на растерявшегося начальника экспедиции, взял Лукомцева за ноги. Даша бросилась открывать двери. Они вышли, унося почти безжизненное тело.

Когда Нестеров, оставив Суслова и Дашу с Лукомцевым, вернулся в столовую, Варя стояла у печки, все так же кутаясь в свой платок. Увидев Сергея, она вдруг кинулась к нему, не обращая внимания на Палехова, который отвернулся к окну.

— Я не пущу тебя! Ты видел? Он вернулся почти мертвый! А ты подумай о себе! Ведь ты на лестницу не можешь без одышки подняться! И разве я не понимаю, что значат эти твои шрамы, это ранение в голову? А если ты там заболеешь? Как ты пойдешь?

— А главное — зачем? — угрюмо отозвался Палехов. — За этими булыжниками?

— Во-первых, я пойду не один, — тихо сказал Нестеров. — Одиночка действительно может погибнуть в парме. Но со мной будет целый коллектив, а коллектив никогда не погибает. А во-вторых, мы идем за алмазами. И этот циркон, — он кивнул на стол, на котором так и осталась сиять в электрическом свете кучка прозрачных, похожих на алмазы, но сильно обкатанных камешков, — этот циркон — спутник алмаза. А тебе известно, что «ал-мас» означает по-арабски «твердейший» и, по древнему поверью, дается только твердому человеку…

Она молчала, глядя на него испуганными и в то же время влюбленными глазами. Кашлянул Тимох, все так же сидевший на полу, прислонясь к стене. Черные гладкие волосы касались стены, в зубах он держал трубку на длинном мундштуке, и если бы не дымок из трубки, его можно было бы принять за каменную фигурку. Его как бы и не было. Палехов вышел, хлопнув дверью. Казалось, ничто больше не стояло между Нестеровым и Варей. Сергей смотрел на нее, ожидая какого-нибудь знака, что все мешавшее им понять друг друга прошло. Но она вздохнула, сделала легкое движение, высвобождая стиснутую им руку, и он невольно отпустил ее. Как видно, ничего не изменилось, она по-прежнему не хотела соглашаться с ним.

Варя ходила по своей комнате, теребя пальцы рук так, что они похрустывали, и повторяла одно и то же:

— Твердый человек! Твердый человек!..

Палехов сидел у стола, положив ногу на ногу, и сосредоточенно курил, не обращая внимания на ее волнение. Когда Нестеров начал объясняться с Варей, Палехов поднялся в комнату Меньшиковой. Судя по тому, что ему пришлось недолго ждать, объяснение не состоялось.

— Где же этот твердый человек? — спросил Палехов.

— Спорит с Федоровной о тактических причинах отступления к Сталинграду, — зло ответила Варя.

— Может быть, пригласить его сюда и поговорить еще раз? — предложил Палехов.

— Ах, что это даст! — с отчаянием и со слезами в голосе ответила Меньшикова и опустилась на край кровати, бросив руки на подушку.