Георгий Тушкан - Охотники за ФАУ
Открылась одна из дверей, н перед Юрием Баженовым появилась дородная фигура пожилого майора в очках; майор широко улыбнулся и протянул Юрию руку, как доброму знакомому. Пожимая ее, Баженов силился вспомнить, где он виделся с этим человеком, и вдруг его осенило: Эггерт! Николай Николаевич Эггерт из седьмого отдела… День рождения Петрищева, праздничный стол и забавные рассказы майора Эггерта — все мигом воскресло в памяти.
— Вы куда спешите? — спросил Эггерт.
— Генерал приказал подождать у секретаря Военного совета майора Черных.
— Товарищ майор, к вам! — крикнул Эггерт через плечо.
Подошел немолодой майор с усталым лицом, и Баженов объяснил, кто он и зачем пришел.
— Заходите! Меня вызвал генерал, а вам, знакомым, и без меня будет о чем поговорить.
— Если не секрет, Юрий Николаевич, — начал Эггерт, и Баженов с завистью отметил, какая у него великолепная память, — расскажите, почему, собственно, вы оставили военную журналистику и перешли в командный состав?
— Какой там секрет… Просто я понял одно: надо отлично знать то, о чем пишешь. Прежде всего стать военно грамотным, чтоб не смотреть чужими глазами на военные действия. А чтобы верно понимать все, что видишь, мало быть пассивным свидетелем событий. Я заметил: перед журналистом люди замыкаются, сидят, как перед фотографом, делая умное лицо и произнося умные слова, заимствованные из газеты… Скучно! Иное дело, когда ты сам — активный участник военных событий, когда люди считают тебя «своим» и не знают, что ты, журналист, наблюдаешь за ними, чтоб потом написать о них. Решающую роль в моей жизни сыграл один знаменательный случай. Приезжаю однажды с журналистским предписанием на передовую, в отличившуюся часть. В военных делах абсолютно не разбираюсь.
Накануне моего появления бойцы в ночном поиске уничтожили много немцев и захватили трофеи в деревне Горошиловке. Я прошу повторить операцию: мне, видите ли, надо написать очерк!.. Командир, не подумав, позвонил старшему начальнику. Тот, польщенный «вниманием», одобрил атаку. Бойцы подошли так близко к деревне, что артиллерийскую подготовку не смогли провести. Атаковали без артподготовки. Я, как щенок, лезу вперед, делаю все не то, все не так, и все же не получил ни одной царапины. А самое главное — плохо понимаю, что происходит. Из полутораста наступавших уцелело шестьдесят… Ради какого-то дурацкого очерка, понимаете? Это меня потрясло, я почувствовал себя преступным невеждой. Я решил учиться… Постепенно смутное ощущение моей вины сменилось профессиональным пониманием ее: нельзя было соваться в эту деревню, расположенную в низине, когда над ней командовали вражеские высоты, не обезвреженные нашей артподготовкой, да еще сразу после ночного поиска. Разумеется, формально ответственность несли командиры, но я отлично осознал и свою вину. Не может военный журналист быть военно неграмотным, дилетантом!..
Эггерт слушал его внимательно, не перебивал, только кивал понимающе и одобрительно. Пришел майор Черных. Когда Юрий закончил свою взволнованную «исповедь», майор Черных улыбнулся:
— Вот, видите, генерал-майор Соболев, стало быть, прав, предлагая вам работу в армейской газете: теперь-то вы, надо думать, «военно грамотный» журналист, да?
«Какая чертовская осведомленность и оперативность!» — подумал Баженов. А вслух спросил:
— Это затем генерал-майор и велел мне подождать?
Его прервал телефонный звонок. «Слушаюсь», — сказал майор Черных в трубку, поднялся и жестом пригласил Баженова с собой.
У генерала было уже много народу: и начальник штаба, и подполковник Синичкин, и еще какие-то офицеры, и начальник отдела кадров…
— Вот так, подполковник! — зло закончил генерал Соболев.
— Слушаюсь! Так точно! — ответил Синичкин, стоя навытяжку.
Баженов отрапортовал о своем прибытии по вызову.
— Смирно! — скомандовал генерал. — За отличные боевые действия старший лейтенант Баженов награждается медалью «За боевую доблесть». Поздравляю с присвоением очередного звания!
Юрий Баженов так растерялся, что пробормотал: — Спасибо, — и лишь увидев, что начштаба от изумления сердито сжал губы, он опомнился и прокричал:
— Служу Советскому Союзу!
Генерал подал ему медаль в коробочке и, взглянув на его погоны, обратился к секретарю Военного совета:
— Майор, принеси-ка две офицерские звездочки для старшего лейтенанта.
Генерал еще раз поздравил Баженова, пожал ему руку и отпустил всех.
В коридоре начальник штаба подозвал Баженова и не без досады сказал:
— Почему ты сразу не объяснил мне всего? Подполковник Синичкин по-своему прав, но тебя винить не за что: ты выполнял мой приказ. А вот в том, что не доложил с берега, ты виноват. Единственное, что тебя оправдывает, — правильное решение насчет лодок.
— Рация отказала, товарищ полковник.
— Рация, рация! Все и всегда ищут объективные причины. Не мог послать с донесением кого-нибудь на мотоцикле? Ну, ладно уж! Поздравляю тебя!
Дома Баженов застал Сысоева вышагивающим из угла в угол. Остановившись, они долго смотрели друг другу в глаза, пока Юрий с напускным спокойствием и даже равнодушием доставал что-то из карманов. И достав, положил все на стол — так же молча, спокойно, — и коробочку с медалью, и офицерские звездочки.
Глава третья. ТЫСЯЧА ДАННЫХ
Стены просторной комнаты были увешаны картами — от политической карты мира со схематикой средиземноморского, тихоокеанского и атлантического театров военных действий до огромной составной десятикилометровки, от Северного до Черного моря испещренной извилистыми красными линиями фронтов. Черные, красные и синие стрелы отмечали здесь пульс войны… Напротив одной из карт — той, что была затянута плотной зеленой занавеской, — у открытого настежь окна, в плетеном кресле полулежал командарм. Все его обмякшее тело — голова, устало покоившаяся на спинке кресла, расслабленно вытянутые вперед ноги, большие руки, тяжело лежавшие на ручках кресла, — выдавало сильнейшую усталость. После трудного и страдного дня и бессонной ночи в дивизиях Бутейко и Ладонщикова, которых он заставил перенести свои штабы вперед на правый берег, командарма клонило в сон. Разламывалась от боли голова, настроение было чертовски скверным.
…Ночное наступление захлебнулось.
Он очень рассчитывал на созданный им огневой кулак из армейской артиллерии дальнего действия и артиллерии
резерва Главного командования — кулак, который должен был обеспечить успех дивизии Бутейко на направлении главного удара. Поначалу все шло хорошо. Удалось соединить два разрозненных «пятачка» в единый плацдарм и ликвидировать между ними коридор противника. В этом коридоре — клине, доходившем до Днепра, — было уничтожено много живой силы противника, захвачены пленные, трофеи. Новый правобережный плацдарм занимал тринадцать километров по фронту при глубине до четырех с половиной. Но ведь не «коридор» был основной задачей! Главный удар предназначался высоте «Круглая», господствующей над местностью и открывающей выход на оперативные просторы. А затем, развивая успех, надлежало перерезать рокадную железную дорогу и овладеть важнейшим железнодорожным узлом — его так и закодировали: «Узел»…
