Георгий Тушкан - Охотники за ФАУ
Да, вначале наступление развивалось успешно. Сломили сопротивление противника, захватили первую и вторую линии немецких окопов во второй линии обороны. Почти овладели высотой. Почти!.. И вдруг это невероятное сообщение, что потеряны чуть ли не все наши танки!
Как это могло произойти? Соотношение сил было в нашу пользу. В глубине обороны встречались мины, но они не могли нанести такого урона. Даже если б действовали все противотанковые орудия противника (а большинство таковых было уничтожено), то и тогда наши танки не могли бы так пострадать.
Какое же неизвестное нам противотанковое оружие применили здесь гитлеровцы?..
Вспоминается: в докладе Сысоева о продвижении переднего отряда дивизии Бутейко говорилось, что у реки Гнилушки два танка оказались выведенными из строя каким-то необычным образом.
Так… А потом что? Потом противник, до этого действовавший мелкими группами, перешел в контратаку большим количеством танков и пехоты и потеснил наши части.
Выбил нас из второй и первой линий траншей. Заставил нас отступить почти на исходные позиции, то есть на захваченную сразу же после форсирования Днепра первую линию обороны. Потери наши значительны. Правда, частичный успех есть: соединились обе дивизии на общем плацдарме… Но главная задача не выполнена! Топчемся на месте…
А ведь другие армии успешно наступают.
Неприятно сознавать, что имеющимися силами и средствами на этом направлении задачу выполнить невозможно. Противник держит на нашем участке танковую дивизию СС «Викинг» и располагает, очевидно, каким-то новым противотанковым оружием, притом — в достаточном количестве.
Об этом он доложил «вверх», но там требовали одного — выполнения задачи. Командарм проявил настойчивость, и «сверху» обещали вскоре сообщить свое решение…
А когда это — вскоре? Через десять минут, через шесть часов, через месяц? Жди. И торопить нельзя: не один наш фронт у них, и не мы одни просим поддержки…
Сейчас самое правильное — поспать, отдохнуть как следует, да и некоторые личные дела пора бы уж решить. Надо бы написать другу в Москву, чтоб помог определить младшего сына в то же суворовское училище, где учится старший.
Надо бы, наконец, решить: утвердить или опять отставить награждение майора медицинской службы Нестеровой Ирины Игнатьевны орденом Отечественной войны второй степени. Он уже дважды отклонял награждение: хоть и было за что наградить… но ведь жена!
Член Военного совета Виктор Николаевич Соболев тогда пожурил его за излишнюю щепетильность. Может быть, он и прав… а может, и не совсем прав. Не обязанность ли первого офицера армии — быть примером для всех и во всех случаях армейского бытия!
Ну, а если Ирина заслуживает? Ведь действительно заслуживает!.. Что ж, многие еще большего заслуживают, а вот и не награждены. В этом и его вина. Ведь прорвали же ночью вторую линию обороны, почти захватили господствующую высоту, и вдруг…
Командарм снова вспомнил ход сражения, и все его тело напряглось. Чтобы расслабить его, требовалась своеобразная нервная разрядка. Усилием воли он разжал кулаки и последовательно заставил «уснуть» каждый палец в отдельности. Затем он перенес внимание на кисть, на руку от основания пальцев до локтя, затем до плеча, проделал то же и с другой рукой, с ногами, со всем телом. Вот сейчас все оно отдыхало. Этому искусству научил его комдив монгольской кавалерийской дивизии еще на Халхин-Голе. Комдив увлекался тибетской медициной и индийской гимнастикой…
Но первым условием полного отдыха было — не думать о том, что волнует. Командарм упрямо смотрел на кусты сирени перед окном. Видел голые ветки, темные от сырости… напоминавшие окопы и ходы сообщения, когда смотришь на них с самолета… Нет, он не в силах заставить себя не думать о людях, о трудном положении на фронте армии!
Из окна тянуло промозглой сыростью. Командарм сонно потер ладонью бритую голову. Ныли старые раны. Погода виновата: даже сейчас, в полдень, было сумрачно, хоть лампу зажигай. Сплошная густая облачность. Десять баллов. Свинцовая туча почти лежит на земле. Холодно. Мокро. Безветренно. Дождь незаметный, а все мокро. С пожелтевших сморщенных листьев сирени падают капли, по одной в секунду…
…Ох, испытал он на себе, особенно в империалистическую, что значит быть дни и ночи под дождем, по колени в окопной слякоти! Впрочем, если припомнить, в скольких и в каких боях и сражениях он участвовал, сколько лишений и тягот ему пришлось преодолевать на тернистом пути от солдата, унтер-офицера царской армии, до советского командарма, то об огорчениях, причиняемых дождем и непогодой, ей-богу, и вспоминать неловко!
В разговоре его собеседник, недовольный позицией командарма, просившего подкрепления, намекнул — «не помочь ли лично ему»…
Чертовски неприятный намек! Еще в империалистическую он получил четыре георгиевских креста. А орден Красного Знамени — когда был командиром полка, еще в Гражданскую войну. А орден за Халхин-Гол? А орден за финскую? А все остальные ордена?
В партии он с семнадцатого года.
Допускал ли ошибки? Не ошибается лишь гот, кто ничего не делает. Но сейчас дело не в нем, — тут нет никакой ошибки! И сколько ни коли его намеками, а на Ровеньков-ские высоты сейчас наступать бесперспективно: не хватает живой силы и танков. У добровольцев из местного населения много отваги, а знания новых боевых порядков нет. Чтобы раскусить систему обороны и силы противника, он проводит энергичную, активную разведку на всем фронте армии. Есть и другая задача у этих более частых, чем надо бы, разведок боем: сковать силы противника, не позволить ему отводить свои силы на другие участки фронта. Но ведь об этом не скажешь солдатам и офицерам, участвующим в бою!
Может быть, и ему не говорят, что боевые действия на Ровеньковских высотах назначены, в частности, сковать и отвлечь войска противника в интересах других фронтов?
Командарм уселся поудобнее. Уже не лежалось. Видимо, отдохнул. И все же главное— не дать противнику использовать против нас элемент внезапности. Ему припомнились и ядовитые газы во время империалистической войны, и появление первых танков, массированное наступление которых на западном фронте было весьма эффективным.
Каким же все-таки сверхмощным оружием грозится Гитлер?
«Тигры», «пантеры» и другое не дали ожидаемого успеха. Против них уже выработали контроружие.
А вот с какой целью немцы вооружили свои химически» части минометами калибра сто пятьдесят восемь? Демонстрация — или намерение применить ОВ? Ведь знают, что не застигнут нас врасплох!
Первоочередная задача — раскрыть секрет неизвестного оружия, от которого гибнут танки. Надо, чтобы Сысоев направил своих офицеров и выяснил.
