Путешествие в Мир - Светлана Каныгина
Время шло, и день близился к вечеру. Становилось всё холоднее. Пора было подумать о поисках места для ночлега. Но укрыться было негде. Путников окружали лишь промёрзшие под мокрым ветром холмы и залитые водой низины. К тому же, Реин, будто и не думал останавливаться на ночь. Ничуть не сбавив шага, он шел всё так же быстро, совсем не замечая, что вурмека рядом с ним уже нет. Горен давно и сильно отстал от сурицита. Обессиленный, мучимый ознобом и головокружением, юноша больше не мог идти в след прислужнику, а брел где-то в стороне, далеко позади него.
Реин торопился не зря. Скоро он уже стоял на входе в небольшую пещеру, вырытую у подножья холма. Поняв, что пришёл к укрытию один, сурицит хотел поторопить медлительного вурмека, но, обернувшись, обнаружил, что его нигде нет и тут же повернул назад.
Он нашел Горена в полумиле от пещеры. Понурив голову, тот шел бесцельно, еле передвигая ноги, и уже совершенно не соображал, где находится. Реин подхватил его на руки, перекинул через плечо и понес к пещере.
Найденное прислужником пристанище было не просто вырытой вдали от поселения норой, где всякий путник мог переждать дождь или спрятаться от ветра. Предусмотрительные сурициты, как рачительные хозяева позаботились о том, чтобы в ней было всё для вынужденной и, возможно, длительной остановки. В её дальнем углу аккуратно сложенные лежали хворост и порубленные на небольшие поленца ветки деревьев. Сверху их накрывал густой ворох соломы, а рядом на полу стояло берестяное ведёрко с орехами и сухими ягодами.
Внеся Горена внутрь, Реин опустил его на пол, выстелил угол соломой, а затем перенёс туда вурмека. После этого он взял немного хвороста и принялся разводить костер. Спустя несколько минут пещеру озарил свет разгоревшегося пламени, а еще через некоторое время она наполнилась спасительным уютным теплом.
Отогреваясь, вурмек начал приходить в себя. Его всё еще знобило, но головокружение ослабло и ощущалось не так мучительно. Юноша лежал на выстеленной для него соломенной постели и наблюдал за Реином. С длинной палкой в руке сурицит сидел у костра и вытаскивал ею угли из огня. Медленно и осторожно он выкладывал их в стороне от пламени в три ровных прилегающих друг к другу ряда и задумчиво глядел на то, как перекатываясь, они рассыпают вокруг себя горячие красные искры. После, воткнув по краям рядков две раздвоенные на концах палочки, прислужник достал из заплечного мешка горсть грибов и, нанизав их на прут, подвесил над углями. Всё это время он ни разу не взглянул на Горена, выглядел отрешенно и несколько обеспокоенно. Юноша, наоборот, чувствовал себя на удивление умиротворённым. Утомленный дорогой, он наконец мог насладиться покоем и бездействием, хотя и понимал, что это затишье временное и недуг неминуемо даст о себе знать с новой силой. Здесь, посреди холмов, предпринять что-либо Горен не мог, как не мог и просить Реина помочь ему. Ведь сурицит вернулся за ним и принес в пещеру по собственному желанию, а выпрашивать у него помощи вурмеку решительно не хотелось.
К тому моменту, как жарящиеся на костре грибы подрумянились, Реин выложил на расстеленную им салфетку съестные припасы из мешка и разлил по стаканам лисье молоко. Затем сурицит бережно снял грибы с прута, поровну разложил их на два куска ячменной лепёшки и, взяв один из этих кусков и стакан с молоком, направился к Горену. Он поставил еду перед вурмеком и, не дожидаясь от него слов признательности, вернулся обратно к костру.
– Благодарю,– приподнимаясь, произнёс юноша, но вдруг, ощутил подкатывающую к горлу тошноту и тут же лёг обратно,– Пожалуй, я не буду сегодня есть,– сказал он вслух сам себе.
Реин сделал вид, что ничего не заметил и продолжил свою трапезу, а Горен ещё некоторое время лежал, глядя на пляшущие языки пламени костра, но потом уснул крепким сном.
Утро следующего дня оказалось таким же пасмурным и дождливым, как и минувшее. Реин проснулся рано. Он наскоро перекусил остатками вчерашнего ужина, набросил на плечи накидку и заправив за пояс нож, вышел из пещеры. Вернулся сурицит спустя треть часа с охапкой хвороста и несколькими сломанными ветками. Положив их в дальний угол к остаткам поленьев, он потушил костер и начал готовиться к предстоящей дороге. Шумные звуки его сборов разбудили Горена. Пошатываясь, юноша поднялся со своего соломенного ложа и, оглядевшись, понял, что пришло время отправляться в путь. Болезнь по-прежнему терзала его, но больше отлёживаться было нельзя: впереди их с Реином ждала дальняя дорога.
Напоследок сурицит внимательно осмотрел пещеру и скомандовал выдвигаться.
Вурмек решил не повторять своей вчерашней ошибки и неотступно держался бок о бок с прислужником. Теперь они шли рядом. Реин не торопил шаг, понимая, что Горен может вновь остаться позади, и останавливался, когда тому было необходимо перевести дух. Сурицит выглядел ещё более мрачным и задумчивым, чем прошлым вечером у костра. Что-то тяготило его мысли и скрывать это от Горена он или не хотел, или попросту не мог. Стараясь не смотреть в его сторону, Реин шел, напряженно вглядываясь вдаль, как будто ждал увидеть на горизонте нечто очень важное. Вскоре петляющая между холмов дорога разделилась на две тропы, одна из которых уводила направо, а другая шла прямо. Не раздумывая, прислужник двинулся напрямик, но внезапно остановился, и словно приняв какое-то решение, свернул к тропе, ведущей направо. Юноша покорно последовал за ним. Размышлять над причинами поведения Реина было бессмысленно. Как бы то ни было, проводник лучше знает, куда идти, и если он свернул, значит, это было нужно. Так подумал вурмек и, догнав сурицита, пошел с ним рядом.
Дождь становился всё сильнее и сильнее. Накидка Горена насквозь вымокла, да и на его штанах и сорочке давно не было ни одной сухой нитки. Капля за каплей вода стекала в его сапоги и в них уже хлюпала мокрая и холодная жижа. Всё это только ухудшало состояние юноши. Он снова начал отставать и шел позади Реина, всё явственнее чувствуя, как болезненный жар, становясь сильнее, ослабляет его тело. Ноги казались Горену ватными, мысли путались, а перед глазами всё плыло. Постепенно вурмек перестал различать реальность и вырывающиеся из его подсознания диковинные образы. Картины, порожденные жаром, сливались с действительностью, удивляя и пугая юношу. То ему чудилось, что он не идёт вовсе, а стоит посреди реки в окружении сурицитов, то вдруг эти
