Пьер Бенуа - Дорога гигантов

— Это письмо от леди Арбекль? — сказал я, очень смущенный.

— Именно, от нее, — ответила Антиопа с какой-то, неприятно меня задевшей сухостью в голосе.

— Я обещала завтра пить чай у леди Арбекль в ее замке Клэйр. Она напоминает мне о своем приглашении и спрашивает, не согласитесь ли вы сопровождать меня. «Г-н Жерар, — пишет она, — любезно оказал мне большую услугу, остановил мою лошадь, которая поступила со мной самым неделикатным образом».

— Я сделал лишь то, что сделал бы всякий, — сказал я. — Я не знал, что эта дама — леди Арбекль. Она даже не назвала себя.

— Но вы потом узнали ее имя, — сказала Антиопа, — потому что, если память меня не обманывает, вы первый его здесь произнесли.

Я кусал губы. Графиня Кендалль улыбнулась:

— Могу я ответить, что вы принимаете ее приглашение?

— Я ничего не сделаю, — ответил я тоже сухим тоном, — чтобы навязать вам свое общество.

— Вы принимаете приглашение, — сказала она ласково.

Она сделала знак, Дженни вернулась с неизбежным господином Ральфом.

— Ральф, — коротко сказала графиня, — передайте лакею леди Арбекль, что я непременно воспользуюсь завтра ее приглашением, и что профессор Жерар с удовольствием будет меня сопровождать.

Управляющий поклонился и вышел. Пробило семь, я вспомнил, что обед назначен на восемь.

— Разрешите мне откланяться, — сказал я.

Она протянула мне руку, я ее поцеловал.

Песчаная дорожка ответвлялась влево от дороги на Трали и направлялась к океану. Она вилась по болотистым лугам с маленькими темно-зелеными прудами, над которыми тяжело, медленно реяли стаи диких птиц.

— До замка Клэйр осталось не больше мили. Если идти скорее — мы, может быть, успеем прийти до ливня.

В самом деле, дождь собирался. В начале дня погода была совсем ясная, и мы решили отправиться к леди Арбекль пешком, но теперь вдруг стало пасмурно.

— Если бы мы поехали верхом, как я вам предлагала вчера вечером, — сказала Антиопа, — мы были бы уже там. Но я отнюдь не хотела принуждать вас.

Она прибавила:

— Вы, вероятно, не любите верховой езды?

— С моей стороны, может быть, было бы неразумно отваживаться на это, — ответил я, — мне запрещены резкие движения, из-за раны.

— А, вы были ранены, на войне? — спросила Антиопа.

— Да.

— В таком случае, простите меня.

— Право, не вижу, за что... — начал было я.

— Нет, нет. Простите. Я должна бы знать.

Наступила одна из тех и страшных, и сладостных минут молчания, которые я мог истолковывать в свою пользу. По-видимому, таким минутам между нами предстояло обратиться не в исключение, но в правило. Уже накануне, в течение вечера, очень затянувшегося, после того как граф д’Антрим удалился, мы с нею сидели друг подле друга у камина, ничего не говоря, смотрели, как осыпались искрами поленья; а члены контрольной комиссии, слегка возбужденные выпитым шампанским, по временам издавая удивленные восклицания, слушали необычайную историю, которую рассказывал профессор Генриксен. Этот толстогубый и вихрастый гном, в тусклых башмаках и белых чулках, рассказывал, что в его распоряжении был, уже в августе 1914 года, общий план сражения при Марне — благодаря постоянным его сношениям с духом генерала Торстенсона.

— Он сказал мне положительно все. И ошибку фон Клюка, и угрозу обхода слева, вплоть до цифр потери людьми и орудиями. Чудо ясности и точности. И только чрезвычайных трудов мне стоило понять историю с автомобилями Галлиени. Вполне ясно, почему: духи располагают лишь словарем, современным их жизни на земле. Отсюда трудность для великого Торстенсона при помощи шведских слов семнадцатого века составить фразу, которая позволила бы мне понять, что дело идет о перевозке войск на автобусах со счетчиками.

По краю неба облака ползли на запад, к морю, скрытому от нас коричневыми холмами, поросшими вереском. Упало несколько капель — и пошли маленькие круги по воде прудов. Но ливень не разразился.

— Мы почти дошли, — сказала Антиопа. — Вот и замок.

Когда едешь из Дуарнена через Плоаре и уже подъезжаешь к тихому берегу Риц, вдруг открываются розовые скалы с морскими соснами, и сквозь них видно море, синее, как море Эстереля. Нежданный облик Средиземного моря среди просторов океана.

Вот так же и берег, над которым высится замок Клэйр, с его парками и садами. Впрочем, нет, не замок! Веселая большая постройка, вилла баскского типа, коричневые кровли, тусклые и яркие цвета. Нельзя представить себе более полного контраста с замком Кендалль, надо признаться — очень суровым.

Наша дорожка вела прямо к решетке парка. Оставалось не больше пятисот метров.

Антиопа замедлила шаг и улыбнулась.

— Мы почти совсем не разговаривали за всю эту прогулку, и уж совсем не говорили о тех наших друзьях, к которым идем. А вы, может быть, хотели бы получить о них хотя бы самые маленькие сведения, которые позволили бы вам спокойно переступить незнакомый порог... Впрочем, вам, может быть, уже сообщили эти подробности?

В тоне ее была несомненная насмешка, но так же, несомненно, было и ее добродушие, и я на этот раз и сам засмеялся.

— Благодаря предупредительности господина Ральфа у меня есть лакей, у которого — все качества подлинного осведомителя...

Антиопа подняла глаза к небу, и был в них такой комичный испуг.

— Конечно, Уильям? Славный мальчик, но, как у вас говорят, пороха не выдумает.

— Этого от него и не требуется. Зато он очень охотно снабдил меня всеми теми сведениями, какие ему позволяла давать его скромность.

— Скромность! — Антиопа опять улыбнулась.

— А моя, — продолжал я, — позволяла спрашивать и слушать. Это он сообщил мне имя леди Арбекль, когда я даже еще не знал об ее существовании. Она не назвала себя, и я думал, что встретил вас.

Она расхохоталась.

— О, я не такая красивая, как леди Арбекль.

Я взглянул на нее. Она прочитала в моих глазах упрек за то, что таким, несколько упрощенным способом хочет вызвать меня на комплимент. Она покраснела, и мне было так приятно увидать это.

Она быстро оправилась от смущения.

— Интересно, сказал ли вам этот милый Уильям и про возраст леди Арбекль? Впрочем, она и не скрывает его.

— Конечно, сказал: сорок пять.

— Д-да... Приблизительно.

Она остановилась у изгороди и притянула к себе колючую ветку шелковицы, чтобы сорвать белый цветок.

Не поворачиваясь, тоном очень спокойным, она спросила:

— Больше Уильям вам ничего не говорил?

— Сообщил мне еще кое-какие подробности о слухах относительно состояния лорда Арбекля.

— И ничего еще?

— Уильям, кажется мне, честнейший малый, — сказал я, отчеканивая слова, — и чрезвычайно предан своим господам, счел бы недостойным себя вызывать его на какие-нибудь нескромности по отношению к ним.