Михаил Бондарев - ЗОНА НЕДОСТУПНОСТИ
Теперь профессор Тэккер околачивался в Японском море, и Дильворти должен был выполнять все его приказы, мириться с причудами и даже с противозаконными действиями. «Держите язык за зубами, если не хотите, чтобы вас смахнули, как пылинку...»
Да, тяжело, когда у тебя на руках большая семья... А все-таки, русские — славные парни!.
4. В кормовом отсеке
Когда над вспененным океаном прогремел- взрыв, главный старшина Буняков Петр Степанович, находился в кормовом отсеке у главных электромоторов. Он давал указания молодому матросу Черникову. И вообще за последнее время у Петра Степановича появилась манера разговаривать с молодыми матросами поучительным тоном. Да, он свое отслужил! Вернется лодка в базу — и прощай Тихий океан!.. Буняков был человеком суровым, но сейчас он испытывал непривычный прилив нежности ко всем людям экипажа. Он свыкся со всеми, сроднился, и когда представлял себе, как он с чемоданчиком в руках последний раз стоит у пирса, смотрит на знакомый до винтика корабль и ребят, машущих пилотками, то что-то подкатывало к горлу, а на сердце становилось тоскливо. И теперь он старался говорить со всеми резко, чтобы не дать нежности прорваться наружу и чтобы заглушить эту тоску.
«Вот уеду в Усть-Телецкое... А там в Тайгинск подамся, на завод устроюсь... Поминайте тогда Бунякова. Потачки давал вам, смотрел на все проделки сквозь пальцы. Придет ужо заместо меня другой, тогда поймете, что мало я на вас ворчал, мало гонял...»
В свои двадцать два года Петр Степанович старался выглядеть солидным, и это ему удавалось. Бунякова уважали. Он был мастером на все руки. Чуть где какая неисправность — зовут Бунякова; он разбирался и в электротехнике, знал устройство гидроакустических приборов, каким-то внутренним чутьем безошибочно определял самые сложные неисправности. В последние дни он сдружился с инженером Румянцевым: оказалось, что они — земляки, и Румянцев приглашал Бунякова после ухода в долгосрочный отпуск к себе на завод, в лабораторию.
В Бунякове жила страсть к технике. Он сразу же освоил прибор Румянцева (так, ради любительства!) и незаметно сделался незаменимом помощником инженера.
— Петр Степанович... Николай Арсентьевич... Вот какие были между ними отношения.
Гидролокатор Румянцева был основан на новом принципе. С его помощью лодка, находясь в подводном положении, могла засекать удаленные на большое расстояние предметы, а также поддерживать связь с другими кораблями и базой.
Матрос Черников недавно пришел из учебного отряда. Он быстро освоился на корабле. Красивый парень с румянцем во всю щеку и серыми ласковыми глазами вскоре стал всеобщим любимцем: он обладал мягким юмором, был незлобив, охотно делал всякую работу, а главное — пел мечтательные песни о своей далекой Каме, и строгий боцман Гаврилов не раз отходил от группы матросов, в кругу которых сидел с аккордеоном Черников, чтобы скрыть навернувшиеся слезы.
— Ну, задевает за живое!..— говорил Гаврилов восхищенно.— Талант...
Поучения главного старшины Бунякова Черников выслушивал каждый раз с почтением, никогда не возражал, беспрекословно выполнял все приказания. Ему было понятно состояние Петра Степановича, и в душе он жалел его.
Когда лодку тряхнула невидимая сила, Буняков упал и больно ударился обо что-то локтем. Он попытался подняться, но его снова отбросило к переборке. Послышался треск, и в отсек хлынула вода.
— Люк, люк!.. Задраить люк!..— крикнул главный старшина. Погас свет. Но им с Черниковым удалось все же задраить стальную переборку. Теперь они были изолированы от всего экипажа. Лодка стремительно падала вниз. Дифферент на корму все нарастал и нарастал. Что произошло? На это Буняков не мог ответить. Он знал, что глубины в этом районе превышают два километра и, если не удастся выровнять лодку, она навсегда уйдет в бездну.
Но сейчас не время было думать о том, что случилось и куда падает лодка: вода с шумом хлестала сквозь разорванный корпус. Нужно немедленно подать сжатый воздух, чтобы поднять в затопленном отсеке атмосферное давление.
Буняков вплавь добрался к клапану и открыл его. Воздух высокого давления со свистом ворвался в отсек. И в этот момент корпус лодки коснулся дна.
— А теперь хватай кувалду и лупи по клину!— крикнул Черникову главный старшина, перекрыв клапан.— Пробоина не так уже велика. А мне, брат, еще в долгосрочный нужно...
5. Молчаливый свидетель
Матрос Баженов пришел в себя, когда его несли на носилках в каюту. Он широко открыл глаза, увидел чужих людей, услышал незнакомую речь.
— Где я? Что со мной? — ему показалось, что он произнес это громко, на самом деле он лишь пошевелил губами.
Захлопнулась дверь каюты. Баженов приподнялся и огляделся по сторонам. Яркий солнечный свет врывался в открытый иллюминатор. Рядом на койках лежали капитан третьего ранга Дорофеев и инженер Румянцев. Видно, их сильно контузило взрывной волной. Они до сих пор не приходили в сознание. Кроме того, все трое изрядно-таки хлебнули соленой воды.
— Товарищ капитан третьего ранга! — негромко позвал Баженов. Веки Дорофеева дрогнули.
— Сергей Иванович! — снова позвал Баженов.
На этот раз веки Дорофеева поднялись. С удивлением посмотрел на матроса:
— А... Баженов... А где инженер?
— Да рядом с вами!
Дорофеев был очень слаб. Он нехотя повернул голову, увидел Румянцева и снова закрыл глаза. Но судовой врач Амент, видно, старался на славу. Еще на палубе он принял все меры, чтобы спасти советских моряков: им делали искусственное дыхание, их растирали, вливали спирт, разжимая зубы деревянной лопаточкой,
В голове у Дорофеева шумело. Он пытался превозмочь слабость, но тело было будто налито свинцом. Иногда он впадал в беспамятство, и тогда потолок каюты начинал вращаться, расцвечивался причудливыми узорами. Потом мерещились огромные набегающие валы. Дорофеев качался на волнах, и не было конца этой тошнотворной зыби. Когда сознание прояснилось, капитан третьего ранга с недоумением огляделся по сторонам. Чистые простыни, солнечные лучи, бьющие в открытый иллюминатор, яркие обложки американских журналов на столике, специфический чужой запах... Не во сне ли все это?..
