Медж Мванги - Тени в апельсиновой роще
Она сбросила с плеч его руку.
— Не о чем нам разговаривать! — выкрикнула она сквозь слезы. — Оставь меня в покое... уходи!
— Не уйду! — Он схватил ее за плечо, привлек к своей груди, обнял и держал так, пока она не перестала вырываться.
Прошло несколько минут, прежде чем рыдания утихли. Они еще посидели какое-то время молча. Цикады снова завели свои пронзительные песни. На равнинах перекликались ночные птицы, голодные хищники подкрадывались к сонным газелям.
Когда ее дыхание наконец успокоилось, Софи сказала:
— Джонни, я люблю тебя.
— Знаю, — ответил Кимати. — И я тебя люблю.
— Что же делать? — спросила она. — Я вконец запуталась.
— Чтоб я этого больше не слышал! — шепнул он. — Положись во всем на меня.
— Но Джонни...
— Я все устрою, — перебил ее Кимати. — Договорюсь с твоим отцом.
— Он и слушать тебя не станет. — Она безнадежно вздохнула.
— Станет, — тряхнул головой Кимати. — Я согласен сменить работу.
Она вскинула голову и прочла в его глазах упрямую решимость.
— Нет, Джонни, — вздохнула она, — я не приму такой жертвы. Мне ли не знать, как ты дорожишь своим делом?
— Ты мне еще дороже. Послушай, у меня есть план...
— Нет, — она коснулась пальцем его губ, — сейчас не надо, расскажешь потом...
Она сплела руки у него на шее и поцеловала Кимати в губы. Он откликнулся на ее ласку со всей нерастраченной страстью.
Сладкий запах ее тела смешался с ароматом примятой травы, окропленной росой земли, терновника и ночного свежего ветерка над заповедником.
На вершине холма, точно оберегая их уединение, стоял «лендровер», передние дверцы были распахнуты настежь.
Глава 8
Они добрались до Найроби в половине одиннадцатого вечера. Фрэнк дремал рядом с Кимати, который вел «лендровер» по шоссе Ухуру к центру города.
— Приехали! — Кимати легонько толкнул друга локтем.
— Который час? — спросил Фрэнк.
— Половина одиннадцатого. Куда тебя отвезти? Где живет самая терпеливая женщина в мире?
— В Хэрлингеме.
— Может, сначала выпьем пивка? Фрэнк замотал головой.
— Нет уж, у меня неотложные дела. Довези меня до ее квартиры и отправляйся себе в пивную на здоровье!
Через пять минут они были у нужного Фрэнку дома в Хэв лингеме. Его подружка встретила их в ночной рубашке, она и в самом деле была красотка — Фрэнк ни капли не преувеличивал. Кимати видел ее впервые и гадал, какое из имен, столь часто называемых Фрэнком, принадлежит ей. Она пригласила и Кимати зайти выпить кофе, но Фрэнк, промямлив что-то невнятное, захлопнул входную дверь перед самым его носом.
— Ему надо успеть пропустить несколько бутылок, пока пивные не закрылись, — объяснил он хозяйке.
Кимати, пожелав парочке спокойной ночи, отправился подыскивать и себе ночлег. К дяде идти уже поздно — старик наверняка давно спит...
Утром Кимати первым делом покатил на Гроген-роуд. Лавка дяди Едока только открывалась, когда он подъехал.
Дядюшка, единственный из оставшихся в живых родственников Кимати, недаром получил такое прозвище — он был безумный обжора. Несмотря на прожорливость, старик был худ, белоснежная шапка волос резко контрастировала с черной кожей. Ходил он не спеша, неторопливой походкой, но голова у него работала не хуже, чем у молодого.
— В город прикатил с утра пораньше? — сказал он, завидев племянника. — Неужто тебя наконец прогнали со службы?
— Не надейся, — ответил Кимати, энергично пожимая руку старика. — Я здесь по делам. Ну а как твое пищеварение?
— Лучше не бывает! — воскликнул дядя. — Хочешь позавтракать? У меня там все готово, — он указал на дверь в подсобное помещение.
— Если только чашечку чая. — Кимати перепрыгнул через прилавок и вошел в дверь, ведущую в крохотный темный закуток без окон. Мощная лампа дневного света горела тут весь день. Пол давно не метен, стены шершавые, и запах какой-то старческий: несло сигаретным дымом и несвежим дыханием. Наружная дверь, ведущая на задний дворик, была заперта. Закуток служил одновременно кухней, гостиной и кабинетом; за засаленной тряпицей стоял топчан, на котором дядя спал.
На газовой плитке подле холодильника шипела на сковороде яичница с ветчиной. Грязная тарелка на столе означала, что дядюшка Едок уже один раз позавтракал. Второй раз, вспомнил Кимати, он это делает в десять часов.
— Ты прекрасно выглядишь, мой мальчик, — сказал старик, когда Кимати вернулся в торговое помещение с дымящейся чашкой чая в руке.
— И ты как огурчик, — отозвался Кимати, водя глазами по полупустым полкам.
Чем только дядя Едок не торговал! Свежими и консервированными продуктами, хлебом, молоком, пластмассовой посудой, дешевыми игрушками гонконгского производства. Были тут я неказистые платья для девочек, купленные на распродаже У прогоревшей уличной портнихи. Никто их у дядюшки не брал. Словом, в лавке царила полная неразбериха — никакого сравнения с «универмагом Фаруды» в провинциальной дыре Маньяни.
— Видать, торговля у тебя не слишком бойкая. — Кимати ткнул пальцем в сторону пустот на полках.
Старик кротко улыбнулся:
— Аренду плачу, с голоду не умираю. Много ли мне надо?
— В самом деле, — Кимати нравилось подтрунивать над стариком, — чего еще желать!
Кимати вырос и всему в жизни научился подле дяди в лавчонках, таких крошечных и бедных, что нынешняя по сравнению с ними казалась дворцом. Было это в африканских пригородах Бахати и Иерусалим. И тогда хватало денег только на арендную плату и чтобы с голоду не умереть. Лавка на Гроген-роуд была намного просторнее своих предшественниц, зато и пыли в ней было не в пример больше.
— Я получил твое письмо, — сказал Кимати.
Старик, делавший вид, что протирает прилавок, улыбнулся.
— Дошло, значит?
— Дошло, — подтвердил Кимати. — Здорово ты все расписал, очень убедительно. Послушай, когда тут у тебя начинается наплыв покупателей?
— Бывают приливы и отливы, — ответил дядюшка, — в семь утра они приходят за хлебом, яйцами и молоком к завтраку; около одиннадцати — за продуктами к обеду. А к вечеру сюда забредают только в поисках джоги (самогонный напиток).
По тротуару шли прохожие; механик в замасленном комбинезоне из соседнего гаража заскочил купить одну сигарету. Поглядывая на пустые полки, Кимати думал о неиспользуемых возможностях.
— Тебе все еще нужен помощник? — спросил он. Старик швырнул тряпку в угол.
— Все остается в силе. Платить я не смогу, но зато буду кормить.
— А компаньона тебе не требуется? — спросил Кимати.
— Что с тобой стряслось, мальчик? — насторожился дядя. — Взялся наконец за ум?
