Авенир Зак - Пропавшая экспедиция
Расталкивая пассажиров, перебираясь через мешки и корзины, Макар выскочил из вагона. У пакгауза стояли какие-то люди, безучастно наблюдая за тем, как двое пожарников качали ручную помпу, а третий направлял тонкую струю воды на деревянную стену багажного сарая. Вслед за Макаром от поезда к пакгаузу бежали пассажиры, на ходу рассуждая о причинах пожара.
— Молния, что ли, вдарила?
— Да грозы-то не было, от сухости, надо думать, возгорелось.
— Будет болтать, — сказал кто-то. — Бандиты подожгли, лагутинцы.
У горящего пакгауза собралась большая толпа. Макар подбежал к растерянному человеку в фуражке с красным околышем.
— Что вы стоите? Ведра, багры, кастрюли, баки, все, что есть, тащите!
И, обращаясь к пассажирам и стоявшим возле пожарников зевакам, крикнул:
— Товарищи, граждане! Что же вы стоите, глазеете, когда на ваших глазах гибнет достояние республики?!
И, не дожидаясь ответа, Макар выхватил у одного из пожарников топорик и устремился в горящий пакгауз.
Верзила, Булочка и Кешка с валенками под мышкой бежали к пакгаузу.
— Пацаны, куда вы?! — кричал Верзила. — Смываться надо! Самое время смываться!
Но Кешка, а за ним Булочка бросились к месту пожара.
А здесь уже от маленького пруда к горящему зданию бежали с ведрами и кастрюлями первые добровольцы.
Макар с остервенением, заслоняясь рукавом от огня, в дымном сарае взламывал ящик за ящиком. С треском отлетела доска, и Макар увидел еще не выделанные овечьи шкуры. Задыхаясь от дыма, он выскочил из дверей и, подбежав к начальнику станции, суетившемуся возле пожарных, схватил его за плечо.
— Где ящики, которые прибыли ночью из Михайловки?
— Из Михайловки… — оторопело пробормотал начальник станции. — А… да, да… были ящики. Они в третьей секции. — И он показал рукой на закрытую дверь одного из отделений пакгауза.
— Сюда воду, сюда! Сюда! — крикнул Макар.
И он бросился к дверям, на которых стояла большая цифра 3.
Пожарники подтащили брандспойт и, взломав двери, направили струю туда, откуда валил дым и вырвалось пламя.
А между прудом и пакгаузом выстроились две цепи. По одной передавали ведра с водой, по другой — порожние. Среди взрослых в цепи стояли трое беспризорников. Кешка и Булочка передавали ведра с водой, а Верзила — порожние. То и дело наклоняясь к Кешке, он тупо повторял одно и то же:
— Пацаны, тикать надо, пока твой комиссар не хватился! Слышь, Монах!
И вдруг над третьей секцией высоко взметнулся столб пламени. Обе цепочки шарахнулись в сторону и в испуге застыли.
Пожарники бросились к пакгаузу и вскоре вытащили оттуда обожженного Макара. На нем тлела одежда. Пожарники направили на него струю, чтобы сбить огонь.
— Фельдшера! — крикнул начальник станции. — Скорее фельдшера!
— Опоздал. Опоздал я, — с отчаянием говорил Макар, вытирая рукавом лицо, и, неожиданно потеряв сознание, повис на руках у пожарников.
К Макару подбежал Кешка.
— Дяденька, ты живой? Живой? Живой?
Тем временем Верзила схватил за руку Булочку и утащил за собой.
Макар открыл глаза и, увидев Кешку, едва шевеля губами, тихо произнес:
— Сгорело… Все сгорело.
В кинематографе «Арс» на Невском шел новый фильм режиссера Тарсанова «Фаворитка его величества». Доброво со своей супругой смотрел картину на последнем сеансе.
В переполненном зале зрители вслух читали надписи, а пожилой тапер, глядя на экран, играл старинный вальс.
…Золоченая карета, запряженная шестеркой лошадей, подкатила к парадному крыльцу большого барского дома, На запятках стоял негритенок, одетый в ливрею. К карете подошел слегка сутулый человек с близорукими глазами, раскрыл дверцу и склонился в поклоне. Из кареты вышла дама в пудреном парике и, взбежав по лестнице, улыбнулась красавцу лакею, предупредительно распахнувшему перед ней парадную дверь…
После сеанса Доброво поднялся в кинобудку и попросил длинноволосого киномеханика в студенческой курточке показать ему некоторые куски пленки. Он долго и внимательно разглядывал их на просвет и наконец обратился к механику:
— Попрошу вас. Вырежьте мне, пожалуйста, несколько кадриков… Этот… Этот и вот этот…
— Не могу. Нам не разрешают. Вы попросили показать, я показал. А вырезать — не могу, — сказал киномеханик. — И потом… простите, кто вы?
— Моя фамилия Доброво.
— Прокофий Филиппович? — расплылся в улыбке киномеханик.
— Откуда вы меня знаете? — удивился Доброво.
— Я был студентом юридического факультета. Знаю ваш учебник криминалистики. Собирался быть адвокатом… — усмехнулся киномеханик. — Зачем вам эти кадрики, Прокофий Филиппович?
— Видите ли… мне показалось, что один из этих статистов замешан в деле, которое меня интересует, — сказал Доброво. — И я был бы вам очень признателен, если бы вы все-таки подарили мне эти три маленьких кусочка ленты.
Киномеханик улыбнулся и взял ножницы.
Помощника режиссера, молодого человека в кожаной куртке и мотоциклетных очках, Доброво разыскал в задымленной комнатушке кинофабрики, где одновременно гримировали и переодевали артистов, режиссер и оператор обсуждали план съемки, а участники массовых сцен получали деньги у пожилой кассирши, кутавшейся в темный шерстяной платок.
Разглядывая на просвет вырезанные кадрики, помощник режиссера сказал:
— Мы снимали этот эпизод в Знаменском, в имении Тихвинских. Это парадное крыльцо… Слуга у кареты и лакей наверху не артисты, люди случайные.
— Случайные? — переспросил Доброво. — Участники народных сцен?
— Нет, нет, это не наши люди. Они случайно были там, в Знаменском, в имении. Не знаю, право, что они там делали, но когда они появились, Тарсанов решил их использовать. Ему понравилась фигура вот этого лакея у двери, — помощник режиссера показал на пленке Маркиза.
— А фамилии этих людей… Я мог бы узнать? — спросил Доброво. — У вас, вероятно, записаны их фамилии?
Помощник режиссера заглянул в свою тетрадку, вытащенную из куртки, и сказал:
— Фамилии… фамилии… Здесь столько фамилий… Малинин, Кривченя, Масленникова, Петров. Нет, нет, все не то, другая съемка… А здесь? Вот. Баранов-Переяславский, Кусакина, Лихачев, Калужский, Сипавина… Нет. Не помню. Решительно не помню, кто из них кто. И к тому же, насколько я помню… я просто не записал их фамилий.
— Жаль, — сказал Доброво. — Я бы дорого дал, чтобы узнать фамилию этого человека. — Он показал на Тараканова, стоящего рядом с каретой.
— А зачем вам… этот человек? — спросил помощник режиссера.
