Вороная - Анна Рыжак
От неожиданности Зоя закричала и чуть не выронила подсвечник. Мать всегда незаметно подкрадывалась, как кошка на мягких лапах, и заставала ее врасплох. Исталина сложила руки на груди и ждала, пока она начнёт спускаться вниз.
— Вместо того, чтобы учить урок английского языка, ты перебираешь всякий мусор. А мне приходится за тобой прибирать, натирать полы! Думаю, откуда же столько грязи? Оказывается, ты втихаря ползаешь по злачным углам и собираешь пыль. Марш в комнату!
— Я просто искала санки! Мы хотели с подругами покататься с Паниного Бугра, — жалобно оправдывалась Зоя.
— Одни развлечения на уме! Да что из тебя выйдет! Я одна о тебе беспокоюсь! Мать — твой единственный друг.
Зоя, склонив голову, побрела к чердачному люку, но на выходе всё-таки увидела плетеные салазки в темном углу.
«Надо будет вернуться за ними и за шкатулкой», — промелькнула мысль в голове.
Весь вечер она провела над учебниками, а перед тем, как улечься в постель, подготовила одежду: расправила складки на черном школьном фартуке и коричневом платье, почистила сменную обувь, разложила на столе гордость каждого пионера: красный галстук и значок, их ей вручили весной этого года, в день рождения Ленина. Комсомолец Вася пожал ей руку и от всей души поздравил. В свои девять лет она дала торжественное обещание пионера Советского Союза — горячо любить и беречь свою Родину, жить, как завещал великий Владимир Ильич и как учит Коммунистическая партия.
Она поставила у выхода из комнаты широкий коричневый портфель, набитый книгами и тетрадями, и юркнула в кровать. У мамы не забалуешь!
Сон не приходил. Зоя начала рассматривать узоры на ковре и прислушиваться, как старый дом наполняется таинственными шумами и звуками, как скрипит дерево рассыхающегося пола и оконных рам. Но потом усталость залепила глаза, и она проспала до утра.
Глава 2. В доме купца Корнилова
Тобольск, 1917 г.
В дверь рабочего кабинета постучали. Комендант губернаторского дома, в котором находилась в заключении Царская Семья, сидел за дубовым столом и изучал документы. Было совсем раннее утро, розовый свет зимнего солнца заливал комнату, подсвечивая стеллажи, стулья и печь, отделанную белой плиткой с синими узорами. На столе парил крепкий чай в граненом стакане и лежал бутерброд с щучьей икрой. Так хотелось спать, что он не стал отвечать, дождался, когда солдат сам смекнет заглянуть в кабинет.
— Разрешите, Евгений Степанович, — сказал вошедший солдат. — К вам посетительница.
— Кто там еще? — ответил без интереса Кобылинский, не поднимая глаз от стопки бумаг и газет.
— Дама из Петрограда, — коротко отчеканил Никифоров.
— Что?! — взревел комендант и вытаращил на него глаза так, что утренняя сонливость тут же испарилась.
Солдат не успел открыть рот, как в кабинет зашла очаровательная молодая женщина в черном платье и в накинутой на плечи роскошной серой собольей шубе. Ее щеки и кончик носа все еще были чуть розовыми от сибирского мороза, что придавало ее образу обаяние и шарм.
— Софья Карловна Буксгевден, личная фрейлина Императрицы Александры Федоровны, — она смело посмотрела в его глаза и слегка присела.
— И что вы здесь делаете? В Сибири… — недовольно буркнул комендант, откинувшись на спинку стула. Он бросил на газету карандаш, в которой подчеркивал главные новости, и взял стакан с чаем. Никифоров же удалился, тихо прикрыв за собой дверь, чтобы случайно не попасть под горячую руку начальника.
— Прибыла вслед за Императорской Семьей. Я не могла оставить их в такой трудной ситуации, слишком люблю каждого из них.
На лице командира отряда особого назначения по охране Царя скользнула тень улыбки.
— Нужно было дать телеграмму. Мои люди встретили бы вас в Тюмени и сопроводили, — смягчился он. — Чай, не в столице. Хотя… — он задумчиво посмотрел в окно, — теперь там порядки еще хуже, чем здесь. Новые веяния и настроения сюда пока не добрались.
Он снова бросил на нее строгий взгляд.
— И что же, вы прибыли в Сибирь в одиночестве?
— Нет, с компаньонкой. Она осталась в гостинице. Вчера мы хотели зайти в дом купца Корнилова, где расположилась свита и слуги Семьи, но мне преградили вход.
— Естественно. Туда не позволяется входить без моего разрешения. Но раз уж вы проделали такой путь… Кстати, почему вы не приехали сразу, вместе со всеми?
— У меня был обнаружен аппендицит и проводилась операция. Потом следовали несколько месяцев восстановления.
— Понял.
Полковник Кобылинский встал из-за стола и прошелся по комнате, остановившись у окна. Он перехватил одну руку другой за спиной и о чем-то думал несколько минут. После чего позвонил в колокольчик. Зашел тот же солдат.
— Никифоров, допустите гражданку Буксгевден в дом Корнилова. Сопроводите. Проверьте с офицерами и членами солдатского Совета багаж на наличие секретных бумаг для передачи заключенным. Я последую за вами через несколько минут. Мне нужно кое-что уточнить.
— Слушаюсь!
***
Небольшой возок, запряженный в одну лошадь, довез их до площади, где расположились два каменных дома, один из которых был окружен наскоро сколоченным высоким деревянным забором. Вокруг него стояли часовые с винтовками.
Солдат помог Софье выйти из повозки, протянув руку. Она спрятала лицо от мороза, укутавшись в воротник серой шубы, и остановилась на мгновение, чтобы осмотреться. Вчера в темноте ей ничего здесь не удалось разглядеть.
Местность больше походила на деревню, чем на город — вокруг виднелись деревянные избенки с заснеженными крышами, из печных труб тонкими столбиками тянулся дым. Все вокруг было подсвечено теплым персиковым заревом утра. Пахло дымом и баней. С этой площади хорошо был виден белый каменный собор на вершине холма. Он, словно сказочный лебедь, плескался в розовых небесных водах. Она заметила фигуру звонаря в окошечке соборной колокольни. Через мгновение послышался зычный звон: храм приглашал прихожан на утреннюю службу. Мимо Софьи промчалась белая лошадка, запряженная в сани, оставляя за собой всполохи снега и затихающий звон бубенцов. Обстановка навеяла баронессе воспоминания, когда они с английской гувернанткой гуляли по заснеженной набережной Невы. Однако, когда увидела в окне губернаторского дома двух девушек, сладкие мысли о детстве рассеялись, и она вернулась в жестокую реальность. Баронесса их сразу узнала — это были Великие Княжны Мария и Анастасия. Заметив фрейлину матери, они улыбнулись и махнули ей, и Софья ответила им светлой улыбкой и приветствием, что не понравилось охране.
— Прекратите самовольничать! Иначе вас сейчас арестуют! — процедил сквозь зубы сопровождавший
