Николай Прохоров - Комендант брянских лесов
Он захватил с собой тол, несколько гранат и с огорода пробрался во двор, а потом на чердак дома. Там подрывник уложил заряд около перекладины, подпалил бикфордов шнур, соединенный с толом, и вернулся к своим.
Командир приказал не прекращать огня по фашистам, чтобы те не догадались о готовившемся. Он внимательно следил за домом. Грохнул взрыв. Тесовую крышу как ветром снесло, рухнул потолок. Подбежавший в это время Леонов хотел доложить о выполнении задания, но командир обнял бойца, проговорив:
— Спасибо, Вася!
Теперь оставался только один дом, где гитлеровцы еще сопротивлялись.
Чтобы избежать потерь, командир с комиссаром приняли решение поджечь здание. Внезапно из кустов вынырнула лошадиная морда. Впереди, поддерживая рукой дышло, важно выступал Ефим, ведя на поводу лошадь. Остановившись, старый артиллерист взял под козырек и отрапортовал:
— Мною захвачена вражеская пушка, пять ящиков снарядов, одна лошадь. Пленных нет.
— Молодец, Ефим Акимыч! — похвалил солдата комиссар Куликов.
Ефим благодарно кивнул комиссару и опять обратился к Гурову.
— Дозвольте, товарищ командир, прямой наводкой подавить огонь противника.
— В самом деле, Ефим Акимыч, — обрадовался командир, — валяй по ним из своей артиллерии.
— Будет исполнено, — козырнул артиллерист и, отъехав к соседнему дому, в укрытии развернул пушку. Выпустив прямой наводкой пять фугасных снарядов, старик удовлетворенно оглядел здание, превращенное в груду бревен и щепок, и, довольно подкручивая усы, проговорил:
— Вот так-то в аккурате будет! Совсем другая война, товарищ командир, а?
Стрельба прекратилась. Партизаны складывали на подводы трофейное оружие, продукты. Было взято несколько ящиков сигарет. В табаке партизаны всегда нуждались. Хоть и не любили они трофейные сигареты, но обрадовались и этой находке.
Из землянок и погребов начали вылезать люди, боязливо оглядываясь вокруг.
Кто-то из партизан крикнул:
— Не бойтесь, товарищи, здесь все свои, русские!
Их окружили женщины, старики. Вокруг сновали ребятишки.
— Голубчики, не хотите ли молочка, родимые? — причитала старуха, подходя с крынкой, покрытой концом фартука. И вдруг удивленно всплеснула руками.
— Матерь моя! Да ведь это Ефим! А мы думали, что он, горемышный, в неволю попал, в Ерманию угнали. Словно в воду канул человек. А дом твой, Ефим Акимыч, староста спалил.
Артиллерист важно сидел на лафете покуривая.
— Небось, не угнали, — ответил он. — Эка важность, дом. После войны новый построю. А что Евсейка все еще собирает яйца для этих подлецов?
— Ох, и не спрашивай, Ефим Акимыч, поедом ест, начисто всю деревню разорил. Правда ли, будто убили его сегодня? — страстным шепотом спросила старуха.
Не успел Ефим собраться с ответом, как увидел Егора. Рядом с ним семенил человек, нагруженный мешком. Ефим узнал старосту Вихлянцева.
Вездесущий Егор нашел старосту в погребе, под опрокинутой вверх дном кадкой. Разведчик обнаружил там же два мешка соли. Один из них приказал старосте взять, заранее предвидя, как обрадуется Агафья Петровна.
Ефим заметил, что и Егор что-то несет, пряча под плащ-палаткой.
— Как ты его нашел? — кивнул Ефим на Вихлянцева. — Небось, в навозе где-нибудь зарылся?.
— Почему же в навозе?
— Такую тварь всегда надобно искать в нечистотах. Ну! — яростно крикнул Ефим, в упор глядя на Вихлянцева. — Нет, ты гляди мне в глаза, сволочь!
Ярость вдруг обуяла старого артиллериста. Он шагал взад и вперед, не находя себе места, еле сдерживаясь от желания броситься на Вихлянцева. Егор молча стоял в стороне наблюдая. Евсей Вихлянцев опустил голову, не в силах вымолвить ни слова. Борода его мелко дрожала. Простонав: «Прости, христа ради», он рухнул Ефиму в ноги.
Презрительно сплюнув, артиллерист отошел в сторону и только тут заметил, что за ним наблюдает толпа собравшихся колхозников.
— Так, так его, окаянного! — послышался старческий голос. — И прости ты меня, Ефим Акимыч, за то, что подумал о тебе тогда плохо. Все через него, проклятого отступника!
Перед артиллеристом стоял школьный сторож Степан Фомич.
— Промашку, слышь, дал я насчет тебя. Смотрю тогда, засиделся в твоей хате этот Евсейка-каин. Ну, думаю, и Ефим, значит, пошел с ним по черной дороге. А теперь вижу, что ошибся. Прости, ради бога.
Ефим, смущенно улыбаясь, подал ему руку в знак примирения.
Подошел комиссар. Егор рассказал о своем «трофее». Выслушав, комиссар громко, чтобы все колхозники слышали, спросил Вихлянцева:
— В колхозном амбаре обнаружен хлеб. Кому принадлежат эти запасы и где вы их взяли?
Вихляицев молчал, не решаясь поднять глаз. Из толпы кто-то крикнул:
— Наш это хлеб. Староста последний кусок отобрал.
— Потоцкий приказал, товарищ начальник, — чуть слышно прошелестел староста.
— Вместе с Потоцким вы, собаки, глумитесь над людьми! — глухо сказал кто-то из толпы.
«Снова Потоцкий! Ох, поймать бы!» — подумал Куликов, а вслух сказал:
— Люди, судить будем старосту. В ваших руках судьба этого человека. Как вы решите, так и поступим с ним. Кто хочет слова?
Колхозники молчали, оглядываясь друг на друга. Тогда вперед вышел Ефим.
— Дозвольте, товарищ комиссар! — обратился артиллерист и, не дождавшись разрешения, начал:
— Не всякий в такое время может высказаться вслух,— сказал он. — Этот человек всю жизнь прожил с нами, один хлеб ел, а теперь подлой изменой опозорил колхозников. Так пусть он умрет лютой смертью, иуда! Все, думаю, согласятся на таком моем решении. А на этом я кончил.
Одобрительный гул прошел по толпе.
— Верное слово сказал Ефим Рачков! — поддержал школьный сторож Степан Фомич, направляясь к Вихлянцеву. Приблизившись, он погрозил старосте скрюченным пальцем:—Ты думаешь, враг захватил село, так и управы на тебя нет, анафема? Шалишь!
Награбленный хлеб партизаны вернули колхозникам. Только после этого отряд выступил в обратный путь. В его ряды влилось несколько новых бойцов. Оставшиеся жители грустно расставались с партизанами. Старуха, что пришла с крынкой молока, вытирая на морщинистом лице слезы, голосила:
— Остаемся мы опять одни, с этими немыми разбойниками. Не забывайте про нас, голубчики. Да уж скоро ли их прогонят отсюда, господи боже мой!
В этом восклицании было столько тоски и горя, что комиссар невольно остановился, чтобы успокоить женщину, и вдруг растерялся, не найдя нужных слов.
«И в самом деле, — думал он, — чем защищены старики, женщины, дети от наглых, обозленных мародеров?»
— Потерпите, бабушка, уж не долго осталось. За все отомстим! Придем к ним в Германию — потребуем ответа с фашистов!
