Мельник Акимович - Гранитный линкор
— Кто это? — удивился генерал.
— Матросы...
— Ваши?
— Мои...— признался капитан и, помолчав, добавил: — Простите, товарищ генерал... Трудно. Каждый день тяжелые рейды в тыл врага... Кровавые стычки...
— А этот тоже ваш? — подошел Семин к опрятно одетому, подтянутому матросу.
— Мой. Старший матрос Ерохин.
— Вы товарищ Ерохин, часто совершаете рейды в тыл врага?
— Так точно, товарищ генерал!
— На животе ползаете?
— Каждый раз, товарищ генерал.
— Однако воинского вида вы не потеряли, матрос Ерохин. Молодец! — Генерал строго взглянул на Углова.— Это лейтенант Юрушкин помог ему сделаться таким! Кое-чему вам, капитан, не мешает поучиться у Юрушкина!
Последние слова генерала больше всего омрачили Углова.
В землянку вошел грузноватый, с обвислыми светлыми усами старшина отряда. Внешний вид старшины был не намного лучше, чем у разведчиков: порванная шапка-ушанка съехала на затылок, из-за воротника помятой гимнастерки выглядывал давно не стиранный подворотничок. «Каков поп, таков и приход»,— нахмурился Углов.
— Товарищ капитан! — мешая русский выговор с украинским, начал старшина.— Случилось лыхо!..
Углов насторожился.
Старшина переступил с ноги на ногу, виновато потупил глаза.
— Что же вы замолчали?
Набравшись храбрости, старшина продолжал:
— У солдат обнаружены...
— Вши?! — сердито перебил его Углов.
— Так точно, воны...
Капитан устало опустился на табурет. «Этого еще не хватало... Сначала у матроса неряшливый воинский вид, потом грязь, а затем и...» — Углов решительно поднялся и придирчиво осмотрел старшину.
— Садитесь, Галушко! — указав на табурет около стола, приказал Углов. Он принес воду, наточил бритву, и скоро нечесаные кудри старшины и его знаменитые усы валялись у ног капитана.
— Теперь снимайте гимнастерку!
— Що вы з мною робытэ!..— растерянно пролепетал старшина.
— Повторять приказание не буду.
Галушко торопливо снял гимнастерку. Углов на глазах опешившего старшины стал аккуратно пришивать к ней чистый подворотничок.
— Товарищ капитан!—взмолился Галушко.— Краше покарайтэ, посадите на губу... разжалуйте мене...
Но капитан молча продолжал шить.
На свежепобритой голове старшины блестели крупные капли пота, в глазах стояли слезы: старшине отряда командир пришивал подворотничок. Какое еще наказание могло сравняться с этим!
— Одевайтесь!
Капитан передал старшине гимнастерку.
Старшина быстро надел ее, подтянулся, и грузноватоеть его будто исчезла — на много лет, казалось, помолодел старшина.
— Орел! — любовался преобразившимся старшиной Углов.— Таким начальник должен появляться перед подчиненным всегда!
Старшина вздохнул, вытер платком пот.
— Тяжко разведчикам,— глухо выдавил он.— Як у чертяки у пекли... Каждый день бои... Баньку три месяца не бачилы...
— Баньку?! — вдруг широко улыбнулся капитан.— Хорошо бы, старшина, нашу, сибирскую! С веничком!
— Будет, товарищ командир!
— Да такую, чтобы коренной сибиряк на полке от пара не усидел. Через пять дней доложите о готовности! Принимать буду сам.— Углов озорно посмотрел на старшину.— Приму тогда, когда жаром меня из бани выживете.
Матросы с увлечением взялись строить сибирскую баню. Строили ее на берегу круглого озера, в навесной скале, в двухстах метрах от передовой. Работа спорилась. Через пять дней старшина доложил командиру о готовности бани. Углов немедленно пришел принимать ее. Он со знанием дела ощупал стены, осмотрел кладку печи и простучал каблуком пол.
— Неплохо! — разделся.— Проверим еще на веник! — влез на полок.
Старшина вручил ему распаренный в кипятке веник из карельской березы. Сам опрокинул на раскаленные камни черпак с водой. Камни весело с треском зашипели, и новая баня наполнилась густым паром.
Капитан энергично парил покрасневшую спину, бока и поднятые кверху ноги.
— А ну, еще парку! — крикнул он старшине.
И старшина один за другим опрокидывал черпаки с водой на горячие камни. В бане стало жарко. Капитан волчком вертелся на полке. Он кряхтел, охал и остервенело хлестал себя до тех пор, пока веник не превратился в голячок.
Не слезая с полки, капитан помылся, окатился холодной водой, оделся и молча прошел мимо озадаченных разведчиков в свою землянку.
Матросы без слов поняли, что сибирская баня пока не получилась. Они снова взялись за работу. Скоро баня стала еще жарче. Но и на этот раз командир мылся на полке.
— Срам! Не знаю, що робыть...
— О чем это вы, товарищ старшина? — спросил Сибиряк, только что вернувшийся из многодневного рейда в тыл врага.— Письмо нехорошее из дома?
— Горше.— И старшина рассказал Семену про неудачу с баней.
— Поручите мне попарить капитана! — улыбнулся Сибиряк.
Двое суток матросы трудились над усовершенствованием бани. Они привезли с побережья особые камни. Из них по-сибиряковски смастерили печку-каменку. Переделали потолок, окно, двери и доложили старшине. Он сначала сам испробовал ее на веник. Обрадовался и пригласил капитана.
В бане Углова встретил Семен. Около него стояло ведро с холодной водой. Капитан понял: на этот раз ему на полке не усидеть. Он хорошо знал Сибиряка.
Вместе с командиром на обширном полке разместилось несколько матросов — коренных сибиряков. Среди них был и «чемпион веника» — Паша Гудков.
Испытание бани началось. Семен обрушил на раскаленные добела камни огромный черпак с горячей водой. Раздался взрыв. Напором пара раскрыло дверь. Сибиряк быстро захлопнул ее.
— Поддай, Сеня! — виртуозно орудуя веником, ликовал Гудков.— Холодновато, дружок!
— Не замерзнешь, Паша! — Сибиряк спокойно, расчетливо опрокидывал черпаки с водой на раскаленные камни. Они взрывались, трещали, шипели. Густой белый пар горячел. Семен на секунду всовывал разгоряченную голову в ведро с холодной водой, охлаждался и снова не спеша продолжал работать.
Матросы-сибиряки уже стонали, кряхтели и громко охали: нестерпимо больно палило спины, руки и ноги. Кружились головы.
— Живьем горю! — крикнул кто-то и опрометью бросился из бани. Скоро за ним последовали и другие.
На полке остались двое: капитан Углов и Павел Гудков.
Сибиряк с прежним спокойствием наращивал пар. В бане стало трудно дышать. Но свистели на полке веники, трещали под подвижными телами доски и угрожающе шипели камни.
— Давай, давай! — не унимался Углов.
«Чемпион веника» слабел, тяжелела голова, не повиновались руки. Однако перед соперником он слабость свою не выдавал.
