Абрам Вулис - Хрустальный ключ
Я насторожился, Субъект потупился. А Максудов громовым голосом провозгласил:
— Иван Иванович Забелин собственной персоной.
Спиритический сеанс в исполнении гроссмейстера позиционной игры! Материализация духов! Воскрешение Забелина. Без усов, правда, но с отсутствием усов в конце концов можно было и смириться. А Максудов самодовольно ухмылялся:
— Город Ф. быстро сказал список знакомых. Знакомые сказали: «Как же, как же.»
— У вас была путевка в «Хрустальный ключ»? — обратился я к нейлоновой рубашке.
— Была, — покаянно простонала рубашка.
— Вы ею воспользовались?
— Воспользовался, — сползая в бездну отчаяния, стонала рубашка.
— То есть? Вы отдыхали в «Хрустальном ключе?»
— Нет, не отдыхал, — вздыхала рубашка.
— И значит?
— И значит, я продал путевку, — прошелестел Забелин, и лицо его от ужаса лишилось всякого выражения, как когда-то ранее усов; казалось, еще несколько вопросов — и самого лица не станет: исчезнет нос, пропадут брови, истают глаза. Испарится Забелин снова.
— Сдали в соответствующий профсоюзный орган?
— Да, то есть нет… уступил члену профсоюза…
— Со скидкой в семьдесят процентов?
На сей раз Забелин ничего не ответил, и, опасаясь, что сейчас-то и начнется необратимый процесс дематериализации, я перешел к главному.
— Кому же вы ее продали?
— Я ее в профсоюз нес, в республиканский комитет, а тут меня у самой двери он и перехватил…
— Узнал про путевку телепатическим способом?
— Так я ее в руках нес.
— Ага, понятно. Однако вы о нем расскажите поподробнее.
— Так я ж его не помню совсем.
— Зеленый змий?
— Какой там зеленый змей! Под мухой я, правда, был. Так что не помню, но вроде человек как человек. Он мне деньгу, я ему путевку — и привет.
Увидев меня, Абуталиев молитвенно вытаращил глаза. Это была, кажется, попытка показать мне мое изображение в кривом зеркале криминалистического юмора.
— По рукописям что-нибудь набежало? — спросил я.
— Ладно уж, не буду тебя томить, — ласково сказал Абушка. — Не будем его томить? — справился он у кого-то в дальнем углу комнаты. — Не будем! Медицинский фолиант и трепаную рукопись с приключениями табибов переводчики просмотрели бегло. Полагали, что рецепты для рожениц тебе сейчас не к спеху.
— Но вместе с водой они могли выплеснуть и ребенка, — усмехнулся я.
— Ничего! Не выплеснули! Ребеночка мы тебе сейчас преподнесем. Преподнесем? — справился он у того же советчика. — Преподнесем! Установлено, что тексты всех трех рукописей пересекаются в одной точке.
— Сусинген?! — вскричал я.
— Сусинген, — подтвердил Абуталиев. — Именно там умудренный опытом и благословенный аллахом лекарь найдет лекарство всех лекарств, бальзам всех бальзамов — мумиё. Способ употребления — в фолианте Снеткова. А случаи из лекарской практики с описанием всех декораций — в ночном манускрипте.
Итак, мумиё! Действие мумиё приравнивалось в туманных журнальных заметочках к действию живой воды. Мумиё омолаживало старцев и, предположительно, воскрешало покойников. Мумиё! А не разыгрывают ли меня ребята?
— Скажи, о сладкоголосый пророк, в какой же аптеке искать это лекарство всех лекарств и бальзам всех бальзамов? — в данную минуту я твердо помнил, что лучшее средство против шутки — шутка. Подобное — подобным, как говорят врачи.
— В медицинской рукописи на сей счет есть некоторые намеки, — вполне серьезно отвечал Абуталиев. — То и дело упоминается исчезающая река или ручей. Может быть, сухое русло. В одном случае — близ горы Бургутханы, во втором случае — близ горы Азадбаш. В любом случае тебя ждет, судя по ночному манускрипту, то есть по книге табибов, некая пещера. Перед тем как войти в нее, рекомендуется совершить намаз.
Мумиё? Что ж, это вполне объясняет интерес Арифова к рукописям! Новые факты аккуратно, как биллиардные шары в лузу, укладывались в мою версию. Слегка даже пританцовывая, я шел по коридору и вдруг из-за поворота на меня накатился забинтованный по самую макушку Норцов.
— Олег! Что за маскарад?
Олег, конфузясь, рассказал мне следующее.
Придя на Тополевую, он позвонил, накликал на себя все ту же бабу, суздальцевскую жену, и услышал от нее, что муженек ее… нет, не приехал и вестей не прислал. Норцов медленно побрел прочь, как вдруг его внимание привлек звук открывающейся калитки. Из дворика, озираясь, вывалился какой-то тип в стеганом халате. «Дервиш», — вспомнил вдруг Норцов сумбурный рассказ Ардальона Петровича. У Налимова бывал какой-то «дервиш».
Кругляш двинулся за незнакомцем по противоположной стороне улицы, по раскаленному асфальту, потому что тот, естественно, предпочел затененный тротуар. Лучший способ привлечь внимание дервиша, вероятно, придумать было трудно. Сорокаградусная жара — и на самом солнцепеке пешеход, которому, видимо, надо срочно согреться.
Норцов не отставал от дервиша до самого входа на Памирский базар. Потом незнакомец нырнул в толпу, и кругляш прохлопал бы его, если бы не отошел к шашлычным рядам у глинобитной стены, поодаль от людского потока. Тут-то он опять и увидел дервиша. Расстелив перед собой тряпичный коврик, незнакомец огладил седую бороду и принялся, щурясь, разглядывать пестрый люд, торговавший разными пряностями да фруктами. В конце концов глаза дервиша остановились на чернявом мужчине, лихо отвешивавшем товар то одному, то другому разморенному покупателю. Заметив дервиша, мужчина стал двигаться еще живее, а когда очередь иссякла, оставил прилавок и пошел куда-то в сторону шашлычников. Не выпуская из поля зрения дервиша, Норцов устремился за чернявым. Того чем-то заинтересовал угрюмый старик, уже успевший, кажется, раза три-четыре побыть мумией. Взъерошенный ворон на коленях у старика кивнул головой, не то раскланиваясь с пришельцем, не то прицениваясь к коробке с гаданиями.
— Планету мою, дорогой, без тебя знаю, — грубо сказал чернявый.
— Не узнал тебя, быть тебе богатым, — вскинул старик тусклые глаза, — Нешто дело есть?
— Голубь ты почтовый! — с этими словами брюнет сунул старику записочку. — Передай, дорогой, по адресу.
Кругляш, как бы прогуливаясь с шашлычными палочками в руках, вновь хотел присоединиться к странной паре. Вот бы дослушать, о чем они говорят. Но дослушать ему не удалось. Сквозь шум, вскипевший у него за спиной, прорвался неистовый выкрик:
— Так вот же он, воришка-то!
И другой выкрик:
— У-у-у, шайтан.
Кто-то дернул Норцова за плечо, кто-то дал ему подножку. От тяжелого удара в переносицу посыпались искры из глаз, и, падая, он успел заметить фигуру дервиша во главе орды разъяренных шашлычников. Дервиш был похож на турецкого султана, получившего письмо от запорожцев, но одновременно и на запорожцев, пишущих письмо турецкому султану. Норцов рухнул на грязный асфальт с поджатыми к животу коленками и очнулся, наверное, несколько мгновений спустя, когда разъяренный гул сменился мягким соболезнующим рокотом. Дервиш вместе с шашлычниками как сквозь землю провалился. Чернявый будто белка из дупла высовывался из своего ларька, а старик-гадальщик, еще больше уподобившийся мумии, оглаживал свою птицу. Норцов собрался с силами, протиснулся сквозь редеющее кольцо сочувствующих и пошел искать врача. Арифов! Наверняка, это его длинная рука дотянулась до Олега. Впрочем, авантюриста-кругляша я тоже не оправдывал.
