Пропавшие. Тайна школьного фотоальбома - Сергей Александрович Милушкин
— Кеша не идиот. Он ленивый слизняк. Он и пальцем не пошевелит просто так. К тому же он кому-то звонил, как ты говоришь. Докладывал. Значит, есть кто-то, кто знает больше его. Гораздо больше.
— Думаешь, найти их — хорошая идея? Антон номер два, возможно, тоже пытался их отыскать. И где он теперь?
Я открепил фотографию со своими настоящими одноклассниками, свернул ее и сунул в карман.
— По крайней мере, теперь я хоть знаю, что не сошел с ума. Днем у меня было именно такое ощущение.
Света двигалась вдоль стены, разглядывая записи, потом вдруг остановилась и спросила:
— То есть… где-то есть другой мир? Твой, настоящий? А этот не твой? Ты это как-то чувствуешь, что он не твой? Ты помнишь вообще, как сюда попал?
— Каждый год первого сентября я сажусь и вспоминаю школу, одноклассников, учителей. Такой у меня странный обычай. Нет, я не какой-то там сентиментальный. Можешь считать это другой привычкой. Сегодня я поймал себя на ощущении, будто что-то не так как обычно. И даже не фотографии с фотоальбома, который, кстати, кто-то украл. Я тебе говорил?
— Нет. Наверное, это те же самые люди.
— Вполне. В квартире остался странный запах… мускуса. Туалетная вода как будто.
— Мускус? У Антона были любимые Фаренгейт от Диора. Я сама ему дарила.
— В смысле? Твой… я пользовался мускусной туалетной водой?
— Да. Всегда. Я, кстати, когда подошла к столу и увидела тебя, но не почувствовала знакомый запах, сразу поняла — что-то не то.
— Что-то не то… — эхом повторил я. — Терпеть не могу мускус.
— Понятное дело.
— Скажи… — вдруг спросила она. — Ты… хочешь вернуться? Туда, где…
Я покачал головой.
— Не знаю. Теперь не знаю. Все так запуталось. И главное… там не было тебя. Точнее — ты была, но… где-то далеко.
Света улыбнулась.
— Значит, не везде хорошо, где нас нет…
— Получается так. И все же… пока я не узнаю, что точно происходит и эти люди, которым звонил Кеша, не успокоятся, вряд ли нам дадут жить спокойно. А они не успокоятся. Наверняка, они давно следят за мной или… за этим, вторым Антоном и хотят знать, как…
— …это происходит.
— Да. Военная разведка или что-то в этом роде. Я бы на их месте тоже заинтересовался. А теперь… что нам известно? По крайней мере, то, что у меня есть настоящие одноклассники и они возможно даже живы. А еще то, что второй Антон знает про ситуацию и скрупулезно пытался разобраться, пока…
— Не пропал.
Я методично обыскал гараж, прошелся по всем листкам в поисках каких-нибудь контактов, но ничего толкового не нашел. Этажерка оказалось более полезной. На ее полке я нашел маленьких желтый листочек PostIt с адресом электронной почты:
Ниже была приписка и она была сделана моим почерком, отличить который даже я не смог бы:
«возможно связь проверить».
На нижней полке лежал маленький конверт. Я открыл его, вытащил листок, заполненный тем же самым моим почерком — с трудом читаемым, неразборчивым, но в данном случае и вовсе ужасным. Видимо, писал я это в спешке и крайнем волнении. Буквы запрыгивали друг на друга, проваливались, танцевали, а некоторые и вовсе отсутствовали.
«Дорогой Антон. Если ты читаешь эту записку, то, видимо, добрался до гаража. Не могу тебя с этим поздравить, потому что ответов ты не получишь. Гараж записан на постороннего человека, поэтому искать тебя тут не будут. Квартира под постоянным наблюдением. Они следят за тобой, так что тебе понадобится научиться скрываться. Хватать сразу не будут, но и это возможно. Им нужны ответы. Как ты это делаешь. Если с тобой кто-то сейчас есть, могу лишь сказать — будь начеку. Никому доверять нельзя. Я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь вернуться домой, но поверь, это и в моих интересах тоже.
Ты, наверное, спрашиваешь себя, кто положил этот листок сюда. Я положил. В отличие от живых организмов, материальные предметы могут одновременно находиться во многих измерениях, а если нет, то отбрасывать тень. Помнишь, как исчезают фотографии из фотоальбома прямо на глазах. Сейчас и эт… пис… напиш emai остерег ант…»
Листок у меня в руках начал буквально рассыпаться.
— Что там? — Света подошла сзади.
Я выпустил бумажку из рук, и она осыпалась на бетонный пол невесомой пылью.
— Какое-то старье…
— Да? — она внимательно посмотрела на меня.
— Ага.
— Наверное, лучше уйти отсюда, пока сторож полицию не вызвал. Мало ли…
«Не спи, кругом змеи» — вдруг вспыхнуло в моем мозгу.
— Да, ты, наверное, права. Надо уходить.
— Все хорошо, Антон? Ты как-то странно выглядишь.
Я посмотрел на Свету. Кто она? Да, когда-то я с ней встречался и грезил ею, но теперь… почему с подачи фотографа так опрометчиво поверил ей и… теперь она все знает.
Неприятный холодок скользнул по спине.
— Все хорошо, — ответил я и натянуто улыбнулся. — Просто очень боюсь собак.
— Я тебя отобью даже у целой стаи. Можешь не сомневаться.
Я и не сомневался.
Глава 7
Мы шли назад, к дому Светланы, дорогу до которого я совершенно за этот час забыл, в каком-то оцепенении. Разговаривали мало и как-то отрывисто.
— Антон, тебя что-то беспокоит? — наконец спросила Света мягким грудным голосом, от которого я обычно млел. Однако сейчас ее вибрации, настоящие или выдуманные, не оказывали на меня никакого воздействия.
Беспокоит ли меня что-нибудь? — подумал я злорадно. — Да, твою маковку! Да, ерш на лавке! Да, Святая Елена! Меня все беспокоит — от самого начала этого Дня Знаний до самого его окончания, включая ночную экскурсию к великолепному королевских кровей собачьему питомнику.
«Только вот щеночка мы так и не выбрали», — чуть не вырвалось у меня. Вместо этого я произнес совершенно другие слова:
— Ты наверняка понимаешь, что меня беспокоит.
— Да, — сказала она, подняла тонкую руку, на которой я заметил те самые золотые часы «Чайка», которые сорок лет назад я выбросил в окно с шестого этажа и меня словно током ударило — она могла соврать! На ходу выдумала историю, но каким-то образом и для чего-то приплела сюда часы.
Но откуда они у нее? То, что это были те самые часы, я не сомневался, как и по ее глазам видел, что она знает об этом.
— Утро вечера мудренее, — она показала на окна квартиры, где мы совсем недавно так прекрасно проводили время. — Пойдем продолжим наш разговор в более уютной обстановке.
Я остановился.
— Ты знаешь… я что-то неважно себя чувствую. Такой день… сложный.
