Всю жизнь я верил только в электричество - Станислав Борисович Малозёмов
После чего все смеялись, притворно возмущались и двигали стулья так, чтобы было и сидеть удобно, и встать если попросят. И чтобы было видно всё, что произойдет возле стола.
– Закревский вымпел возьмет, а ты долдонишь, что я, – ко мне приближались двое в комбинезонах. Шли они мимо меня к месту собрания. Разговаривали мужики громко и возбужденно. – Нам семерым дали по одинаковому участку вспахать. Помнишь, какая земля была второго мая, когда мы вышли? Тяжелая была земля после апрельских дождей. Я перепахал хорошо. Это да. Колька на полдня от меня отстал. А землю поднял тоже отменно. Так потом же комиссия участки ещё раз промерила и качество отметила. Вышло чего? А того, что у Кольки участок оказался на четыре гектара больше. Как они поначалу размечали – хрен докопаешься теперь. Но факт есть факт. Мой размер участка он перепахал почти на день раньше. Во как! Эх, блин, жалко!
Я пошел за ними, чтобы дослушать. По мне так без разницы – на полдня ты раньше дело сделал или позже на день. Сделал же. А спешки нет никакой. Сеяли-то потом отдельно. И никто на сеялках думать не думал: чего тут на полдня раньше вспахано, чего позже. Странно вообще.
– Ладно, – успокоился расстроенный тракторист. – Вот осенью зябь подымать будем под яровые, сорняки, стерню убирать, да влагу собирать-копить, вот тут я Закревского и сделаю. Заберу у него вымпел.
– Надо забрать, Витя! – второй горячился, аж подпрыгивал на ходу и в глаза Вите заглядывал ободряюще. – Наше звено, почитай, четыре года подряд первое место держит в соревновании. Все уже привыкли, это раз. А, акромя того, ты на тракторе – зверь-человек. Стаханов местный, не меньше!
– Стаханов – шахтёр, – Витя похлопал товарища по спине. – Я там у них в забое быстро спекусь. Вперед ногами вынесут.
– Ну, Стаханов на пахоте тоже геройство не выкажет. С-80 – трактор с норовом. Подход к нему нужен и ум особенный, чтоб рекорды бить. Тут такие как ты нужны.
Витя обнял товарища и они двинули к месту собрания. Ускорились.
Я становился. Дяди Васи ещё не было около кумачового стола с колокольчиком, да и остальные подтягивались по двое-трое, но степенно, никак не показывая интереса к разнообразным наградам и результатам торжественного заседания. Рассаживались с ленцой, тихонечко подводя под себя стулья, смеялись над собственными шутками и продолжали кто ветошью, кто простой ситцевой тряпочкой убирать с рук и лиц следы грязной, пыльной, однообразной и в общем-то довольно тяжелой работы.
Я пробежал немного назад к двери металлической между кузнечным и слесарным цехами. За дверью огромное место отдали под машинный двор.
Высокий забор как-то удерживал внутри двора все запахи. Они через него не перепрыгивали и все висели в воздухе. Мне здесь удалось побывать сотню раз минимум. Машину мы всегда тут на прикол ставили. И тянуло меня на машдвор не изобилие тракторов, комбайнов, грейдеров, экскаваторов, подъемных кранов и всяких простых машин – грузовиков да бензовозов с водовозками. Меня тянула сюда эта густая почти ощутимая на ощупь смесь множества невероятно вкусных запахов. Солидол, бензин, масло, не остывшие ещё от беготни шины, горячие пока двигатели, тормозная и гидравлическая жидкость, выползающие из открытых окон машин запахи пота, дешевого одеколона и давно выкуренных папирос. Я рос вместе с этими запахами. Каждый год с весны до осени они были для меня такими же желанными как запах парного молока, картошки, запеченной в костре до красноватой корки, как воздух бабушкиного коровника и лампадного масла, который никогда не выветривался из горницы с пятью иконами в красном углу. Мне зимой всех-всех этих запахов не хватало. Я жить не мог без них и, вероятно, ближе к весне на лице моем отпечатывалось страдание , тоска по деревне.
– Ну, школу закончишь, уезжай во Владимировку, раз так тебе любо там, – отец говорил серьёзно, чем очень настораживал маму, которая видела меня студентом педагогического института нашего, а затем – учителем английского языка. – Отучишься на курсах шоферов или комбайнеров и живи да радуйся. Работа мужская, серьёзная. Да и деньги платят приличные. Если научишься вкалывать без жалости к себе.
А я в двенадцать лет, в прошлом году как раз, расхотел быть летчиком. Непонятно как это случилось. Но вот проснулся как-то утром и чувствую, что пропало напрочь желание летать. Попробовал насильно вернуть его, убедить себя, что я рожден для полётов в воздухе. Ни фига не вышло. Как корова языком слизала долгую и прочную страсть мою к небу.
– Ты правильно говоришь, па, – согласился я с отцом. – Моя жизнь – это только деревня.
Мама промолчала. Бабушка поднесла фартук к губам и стала смотреть в окно. Это она так волновалась. Беззвучно.
В общем, надышался я вдоволь машинным духом святым. Посидел по минутке в кабинах тракторов и на рулевом мостике комбайна, потягал вхолостую разные рукоятки экскаватора на гусеницах и пошел обратно. Заглянул в кузнечный цех. Там наркотически притягивал к себе привкус острой приправы у распалённых мехами углей, щекотало какие-то центры в мозге расплавленное железо, которое с удивительно сладким запахом остывало после минутной выдержки в холодной воде. Даже молот и наковальня, постоянно имеющие дело с расплавленным металлом, сами хранили в глубинах своих дурманящий аромат гаснущего огня. Походил вокруг, потрогал руками всё, что мог. Душа моя отдохнула. Я побывал на трудовом посту ценных в любом деле, где есть металл, кузнецов.
Время ещё оставалось. Ноги понесли меня через двор в столярку. Там выдалбливал что-то стамеской один всего мужик. Зимянин Ваня. Остальные ушли уже.
– Ты чего, Славка? – оторвался от долбёжки Ваня Зимянин. Знали меня по имени в цехах и на машдворе все. Я же всегда был с дядей Васей, ходил с ним по цехам выправлять или менять детали всякие. А кроме того дядя мой так беззастенчиво захвалил меня за поездку с ним на каспийские луга, так живописно описал мои шоферские навыки и взрослое в девятилетнем возрасте обращение с большой машиной. Сказал даже, что я сам ехал более ста километров по проселку, по хлипким степным дорогам. Что не снижал скорости даже ночью с фарами и с дороги не сбился. А он, сам дядя Вася, спокойно спал. Поэтому, наверное, на МТС меня считали своим. Я помогал многим что-нибудь делать, пока мой дядя бумаги всякие оформлял. Отчеты, справки, путёвки на завтра. Один раз даже попросили покрутить рукоятку «кривого», как его
