Маркус Кларк - Осужден пожизненно
– Ничего. Давайте поговорим, у меня мало времени. Вы считали меня хорошим человеком, осененным благодатью божьей, призванным выполнять священный пасторский долг; человеком честным, чистым и правдивым. Я вернулся, чтобы сказать вам правду. Я совсем не такой.
Руфус Доуз не сводил с него глаз, не понимая слов безумца.
– Я вам сказал, что женщина, которую вы любите – а вы ее любите, – посылала вам прощение. Я вам солгал.
– Что?!
– Я не рассказал ей о вашем признании. Я даже не упомянул вашего имени.
– И она уедет, ничего не ведя? О, мистер Норт, что вы наделали!
– Я погубил свою душу! – дико вскрикнул Норт, уязвленный страдальческим укором, прозвучавшим в голосе арестанта. – Не трогайте меня! Я сделал свое дело. Теперь вы меня возненавидите. Я этого хочу, ибо я это заслужил. Не держите меня! Я опоздаю!
– Опоздаете? Куда? – Он взглянул на бушлат капеллана. Через открытое окно со шлюпки донеслись голоса людей. Мгновенной вспышкой пронеслось в мозгу воспоминание о розе, о сцене в тюрьме – и он понял все.
– Боже мой! Вы уезжаете вместе?
– Позвольте мне пройти, – хрипло повторил Норт. Руфус Доуз встал между ним и дверью.
– Нет, безумец, я вас не пущу, я не позволю вам свершить это преступление – погубить невинную молодую душу, которая – да поможет ей бог – любит вас?
Норт, смутившись этой внезапной переменой ролей, прижался к стене.
– Я вам сказал, вы отсюда не уйдете! Вы не погубите ни своей, ни ее души! Вы любите ее! Я тоже ее люблю! И моя любовь сильнее вашей, потому она и спасет ее!
– Ради бога! – вскричал несчастный священник, зажимая уши.
– Ради господа бога! Ради бога, которого я забыл в своем отчаянии! Ради бога, которого вы научили меня чтить! И бог, который послал вас, чтобы умерить мои муки, даст мне силу спасти вас! О, мистер Норт, мой учитель, мой друг, мой брат, во имя светлой надежды на милосердие, которое вы мне проповедовали, будьте милостивы к этой заблудшей женщине!
Норт поднял страдальческие глаза.
– Но я люблю ее! Люблю! Вы слышите! Что знаете вы о любви?
– Что знаю я о любви? – воскликнул Руфус Доуз, и его бледное лицо просияло. – Любовь! О, это вы ничего не знаете о любви. Любовь – это самопожертвование, отречение от всех желаний, не идущих во блага другому. Любовь – богоподобна! Разве вы любите? О нет, нет, ваша любовь – себялюбие. Она окончится позором! Послушайте, я расскажу вам историю такой же любви, как ваша.
Норт, покоренный могучей волей этого человека, опустился на койку, дрожа как в лихорадке.
– Я поведаю вам тайну своей жизни, я открою причину того, почему я здесь. Сядьте поближе.
Глава 71
РАЗОБЛАЧЕНИЕ
Дом на Кларджес-стрит был целиком предоставлен в распоряжение миссис Ричард Дивайн, которая обосновалась в нем, к глубочайшему удивлению и негодованию мистера Смитерса и других слуг. Оставалось только, чтобы ее признала сама леди Дивайн. От этого зависит дальнейший успех их хитроумного плана. Пользуясь своим вымышленным именем, Джон Рекс прекрасно понимал, какое положение он занимает в обществе. Он знал через слуг, лакеев и через тех, о ком судачат лакеи – завсегдатаев скачек и всяких прожигателей жизни, весть о его женитьбе могла бы вызвать лишь какое-нибудь небрежное замечание, как, например: «Я слышал, что Дивайн женился» – или что-нибудь в том же роде. Он также хорошо знал, что в настоящем большом мире, то есть в «обществе», это вызвало бы скандал, который нанес бы ущерб его репутации. Однако «общество» давно уже перестало интересоваться поступками Ричарда Дивайна. Даже если бы «обществу» стало известно, что левиафан скачек женился на прачке, приговор бы его гласил: «Только этого и можно было от него ожидать!» По правде говоря, Ричард надеялся на то, что оскорбленная его наглыми выходками леди Дивайн вовсе не пожелает его видеть и тем самым избавит его от неприятной необходимости представлять ей свою жену. Однако леди Дивайн поступила иначе. Узнав об угрозах Ричарда начать тяжбу, она обнаружила, что чувство неприязни к нему уже давно созрело в ее душе, равно как и сомнение в том, что этот человек действительно является ее родным сыном.
– Его поведение, – сказала она брату, – чудовищно и непостижимо для меня.
– Оно не только чудовищно, оно и противоестественно, – ответил мистер Уэйд, искоса поглядев на сестру. – Но еще одна новость: он женат.
– Женат! – воскликнула леди Дивайн.
– По крайней мере, так утверждает он, – продолжал брат, показывая ей письмо, написанное Рексом под диктовку Сары. – Он сообщает, что женился еще в прошлом году, за границей, и теперь его жена прибыла в Англию и просит принять ее.
– Я ее не приму! – воскликнула леди Дивайн, и, поднявшись с кресла, она взволнованно стала ходить по комнате.
– Значит, ты объявляешь войну, – промолвил бедный Фрэнсис, теребя кольцо с итальянским ониксом па пальце своей немощной руки. – Я бы тебе этого но советовал.
Леди Дивайн остановилась, и на ее лице появилось выражение решимости, будто после мучительных размышлений она отважилась на какой-то смелый поступок.
– Ричард дом не продаст, – сказала она.
– Но, дорогая Элинор! – воскликнул ее брат, несколько встревоженный этим неожиданным решением. – Боюсь, что Ричард тебя не послушается.
– Послушается, если он действительно тот человек, за кого он себя выдает, – запнувшись, проговорила она.
Френсис Уэйд оторопел.
– Если он действительно тот человек?… Эта мысль иногда приходила мне в голову… О, Элинор, неужели нас так жестоко обманули?
Она подошла к нему, доверчиво прижалась, словно ища защиты, как некогда искала ее у своего сына в том саду девятнадцать лет назад.
– Не знаю. Мне страшно думать об этом… У меня есть одна тайна, позорная тайна, Фрэнк, о которой никто, кроме Ричарда, не знает, – ни единая душа на свете. Если этот человек, который грозится мне, этой тайны не знает, он не мой сын. Но если тайна ему известна…
– Небо праведное, что же тогда?
– Тогда он должен знать, что у него нет никаких прав на состояние моего бывшего мужа.
– Элинор, ты пугаешь меня. Что это значит?
– Я все тебе объясню, если в том будет нужда, – сказала несчастная женщина. – Но сейчас не могу. Я дала себе слово никогда об этом не говорить, даже с ним. Пойми, мне трудно нарушить обет молчания, длившийся почти двадцать лет. Напиши этому человеку, сообщи ему, что прежде чем принять его жену, мне хотелось бы поговорить с ним наедине. Впрочем, не надо… пусть он не приезжает, пока я не узнаю правду. Я сама поеду к нему.
В полдень 3 мая 1846 года мистер Ричард вместе со своей супругой не без волнения ожидал приезда матери. Уже несколько дней он чувствовал беспокойство и тревогу и никак не мог понять, почему его так страшит предстоящая встреча.
