ESCAPE - Алиса Бодлер
Но как только я протянул руку для того, чтобы остановить прохожего, он растворился в воздухе.
Может быть, Константин был прав, и дополнительные часы сна мне не помешают?
Пока я стоял столбом посреди дороги, пытаясь мысленно поймать уже несуществующий силуэт, дед успел поравняться со мной.
– Сынок, ты в порядке? – прошамкал он.
– Да-да, я… – я виновато глянул на старика, чувствуя его непонимание. – Мне показалось.
– Бросай ты это, сынок, – старец покачал головой и сотряс пальцем воздух. – Употребление сведет тебя в могилу.
Я понаблюдал за тем, как старик проковылял вперед, продолжая что-то бубнить себе под нос, и выдохнул. В этой ситуации я был согласен с дедом, хоть и не употреблял ничего запрещенного, кроме лекарств, прописанных Константином, и сигарет. С курением пора было завязывать.
Я выкинул зажигалку в ближайшую урну и побрел к метро.
Глава 4
Сегодня, вернувшись домой до полуночи, я наконец застал Иви бодрствующей, за работой. Она сидела на своей постели, увлеченно выводила линии на планшете, и не заметила, как я пришел. Я хотел окликнуть ее из коридора, но подумал, что могу случайно напугать и прервать важный процесс. А потому сначала умылся в ванной, и лишь потом направился в нашу общую комнату для того, чтобы ее поприветствовать. Наблюдая за ее излишне сосредоточенным выражением лица, я не смог сдержать улыбки:
– Привет!
– О, Зи-Зи, – это прозвище белокурая художница дала мне еще в детстве, в том самом месте, где мы впервые встретились. С тех пор оно навсегда приклеилось ко мне, но я не был против. – Ну, привет!
– Это что за фантасмагория у тебя? – я подошел ближе и, слегка наклонившись, попытался рассмотреть цветные наброски на сенсорной поверхности.
– Фурри,[5] Боузи, – подруга насмешливо вскинула темные брови, которые создавали яркий контраст с белоснежным цветом ее волос.
– Это что-то на извращенном, что ли? – в такие моменты я чувствовал себя отвратительно старым, хоть и был ровесников Ив. Я совершенно не понимал, о чем она говорит.
– Зи-Зи, как это грубо и плоско! И вообще, мне все равно как неотесыши вроде тебя характеризуют это, пока такие заказы приносят деньги! – соседка хмыкнула, демонстративно сдув свою челку с глаз. – Хватит обзываться на то, что ты не понимаешь. А то у тебя снова либо черное, либо белое.
Увидев виноватое выражение моего лица, Иви светло рассмеялась и любезным жестом пригласила меня сесть рядом. Мне нравилось быть здесь, в непосредственной близости рядом с ней, чувствовать приподнятое настроение и вдохновение, с которым девушка бралась за любую работу. Ее спальное место всегда казалось мне более уютным, чем свое собственное.
Эти перебежки в личное пространство подруги начались еще много лет назад, в нашем общем, довольно безрадостном детстве. Нас объединяло схожее прошлое и мрачные обстоятельства, на которые не может повлиять ни один ребенок на свете, как бы сильно этого ни хотел. Ни у Иви, ни у меня не было семьи. Мы росли в учреждении с другими братьями и сестрами по несчастью, время от времени путешествовали по чужим домам, но всегда неизбежно возвращались обратно. Было ли это проклятием именно нашего дома, мы не знали, но на злой рок не жаловались, потому что умели довольствоваться малым. Нас было шестеро, и у каждого по прибытии в общественное заведение был с собой мешок колючих воспоминаний и проблем, которые смогли выкинуть нас из общества на столь ранней стадии жизни. Ив легко делилась своим прошлым с другими, делая акцент на том, что ей пришлось пережить. Она открыто могла говорить о том, что эти испытания сделали ее сильнее, помогли раскрыть талант, научили бороться и достигать цели.
Я, в свою очередь, о причинах, по которым попал в учреждение более пятнадцати лет назад, вспоминать не любил. В голове покоились лишь отрывки, которые я распознавал значительно хуже, чем собственные видения.
Сейчас, спустя время и три года работы с психотерапевтом, на ум приходили лишь редкие теплые моменты тех времен. И все они были связаны с Иви. Например, я постоянно просил ее поменяться кроватями на время моей болезни, хоть и боялся нарушить границу дозволенного. А болел я довольно часто.
Лишь одна ощутимая проблема проследовала со мной сквозь года, и по-прежнему терзала мое сознание. Мне всегда не хватало ощущения безопасности. Куда бы я ни попадал и чтобы ни делал, я не чувствовал себя дома и не знал, как могу это исправить. Я до сих пор не мог отучиться от пагубной привычки произносить одну и ту же невнятную фразу во время сильных эмоциональных переживаний. Это выглядело странно. Для всех, кроме Иви. Я вечно повторял одно и то же, словно пустой болванчик: «Хочу домой». А при мыслях о «доме» в голову приходили странные, пыльные образы, которые не имели ничего общего с тем, что я когда-либо видел в реальности.
К осознанному возрасту я понял, что у меня чересчур богатое воображение и ощущение «дома» я могу создать себе только сам, если хорошо постараюсь. Именно так я научился входить в свои особые состояния и перемещаться по несуществующему миру. По этой же причине меня затягивала именно квестовая индустрия, работая в которой, я априори, находился в альтернативных вселенных и даже помогал их строить. В конце концов, я больше не был ребенком, и никто не мог выдернуть меня из опостылевшей серости одним днем. Да и в детстве – не получилось.
Я старался брать пример с Иви. Теперь мне казалось, что в этом вопросе она и была той самой нестыдной «подсказкой», о которой вещал мой психотерапевт.
– Мы давно не разговаривали, – Ив заметила то, что я погрузился в себя и последние пару минут не подавал признаков жизни. – Как твой врач, как на работе?
– Не знаю, – я взъерошил копну своих русых кудрей ладонями. – То есть все, как всегда. Константин сказал, что у меня аффективные галлюцинации.
– Это что за зверь такой? – нахмурилась подруга.
– Еще один Фурри, наверное, – я спешно отмахнулся. – Забудь.
– Окей… – блондинка сделала вид, что послушалась меня, но прищурилась, давая понять, что еще вернется к этому разговору. – А как дела у Веселого Боба?
Иви любила придумывать различные присказки к людям и ситуациям. Я думал, что именно таким и должен быть настоящий художник. Рисовать не только красками, пастелью, или чем-то еще, но и мыслями. С ней воспринимать бесцветность окружающего мира было несколько проще, потому что даже глубокий неизменный серый в ее
