Поляк с поплавками - Анджей Загребельный

Самой стойкой оказалась самая раскрашенная, со стрелками до ушей и в самой короткой мини-юбке, Олеся.

Мы с ней поставили на ноги Наташку и сунули мордой под умывальник. Крови немного, небольшое рассечение над бровью.

— Тащи, йод или зелёнку и что-нибудь под бинт, — скомандовал я ей.

Олеська выплюнув жвачку и, даже не спросив, где что брать, кинулась к своей каморке. Наташка мычала и дергалась у меня в руках. Пришлось отмыть ей лицо от блевотины и поплескать водой.

— Отпустии, — пропищала она.

— Я тебя щас отпущу, а ты ёбнешься. Стой, не трепыхайся, — рыкнул я на неё.

Олеська притащила йод, какую-то ватную бабскую хуйню и целую аптечку. Я под тусклым светом лампочки быстро обработал рану, промыл, промазал края йодом.

— Олесь, глянь там клей должен быть медицинский, — скомандовал я невольной помощнице. Та, пошарившись, достала пузырёк, я склеил ранку, наложил поверх тампон. Олеська ловко забинтовала голову подружке. Блять, ещё один раненный матрос!

— Как она завтра полы мыть то пойдет? — дыхнула на меня перегаром Олеська, — хотя, думаю, с утра, как подсохнет, пластырем заклеить, косынку напялить и заебись!

Я потащил Наташку, безвольно трепыхавшуюся в моих руках, в комнату. А ничего, уютненько: кровати стоят, а не раскладушки. Стены в картинках из плакатов. Цветочки на столе. Бросив Наташку на первую попавшуюся кровать, я развернулся уходить, но она, схватив меня за короткую штанину шорт, привлекла к себе и, чадя перегаром, томно прошептала:

— Поцелуй меня!

Бля, ага, щас, буду я целовать пьяных баб, только что валявшихся мордой в унитазе.

— Давай завтра, как заживёт голова, — бросил я, и от греха подальше съёб.

Олеська уже привела в чувство Юльку, которая глупо улыбалась, сидя на кресле.

— Ой, ножки не идут от страха, отнесите девушку в комнату, — увидев меня, потребовала Юлька.

— Ну, она постоянно от страха тормозит, — подтвердила Олеська, — Как там Наташка, не заблевала ничего?

— Да нормально вроде, голова у нее завтра поболит немного, — ответил я, не реагируя на призывно расставленные руки Юли.

— Да я бы ей сама втащила. Вечно по пьяне на жопу приключения ищет. Еле увела их от этих армяшек, хорошо, на других девок переключились, а то бы опять уебывала с двумя пьяными бабами через забор.

— Унеси меня, пожалуйста, — заныла Юля.

Чтобы ни канючила, схватил её на руки и понёс в комнатушку. Она обняла меня за шею и уткнула нос в грудь. Когда зашли, она без слов засосала меня в шею, да так долго и больно, что я чуть её не бросил на пол.

— Блин, да ты охренела! Больно же! — в злобе заорал я.

— Давай сделаю нежнее, — ответила Юлька и снова потянулась к шее. Тут валяющаяся Наташка знатно так бзднула, что у меня аж заслезилось в глазах, и я, швырнув Юлю на свободную кровать, галопом выскочил на свежий воздух.

Олеська, поржала с меня и предложила выйти на крышу, там столик и лавочка стоят. Они с девками вытащили сами, как только приехали.

— У тебя закурить не будет? Уши пухнут, — пожаловалась девчонка, — эти кобылы всё скурили, а на дискаче все пацаны жмутся, по сигаретке дают и сразу в разговоры лезут, типа я сниматься подошла.

Пришлось сходить к баулу, взять пачку «Мальборо». Вышли на крышу. Благодать. Прохладно. Со стороны моря — музыка, дискотека в санатории уже закончилась, внизу видны шарахающиеся парочки.

Угостил Олеську сигаретой.

— Умм, богатенький Буратинка, — восхитилась она.

Ну, надо держать образ и я отдал ей всю пачку. Всё равно сам не курю. Сели на лавочку, Олеська прикурила от хорошей такой зажигалки, по её словам какой-то из отдыхающих потерял. Начали болтать обо всем. При этом Олеська якобы рассматривала засос у меня на шее, потом начала гладить волосы, похвалив за то, что ухаживаю за головой. А потом полезла целоваться. И всё бы ничего и перегаром несло от неё меньше, чем от остальных. И целовалась она неплохо. Но она отставила руку с сигаретой назад, прямо к своим охеренно залаченным локонам. В первую секунду поцелуя мне не понравился запах палёной шерсти. А потом понял, что у неё башка горит!

Я оторвал её от себя. Она часто дышала и расширенными глазами пялилась на меня.

— Снимай футболку! — заорал я.

— Да я сама бы сняла, зачем так громко? — возмутилась она.

— У тебя башка щас сгорит нахуй, тушить нечем, — продолжал я бесится и, схватив за низ красной футболки с какой-то иностранной надписью, натянул её на голову «пылающей» Олеськи и, прижав, начал охлопывать. А она без лифона! Голые сиськи пару раз так приятственно потёрлись о мои ноги. Темновато, так можно было бы порассматривать. Олеська поскуливала. Всё, по-моему затушил, одёрнул футболку на место. Теперь Олеська воняла палёной щеткой, и на голове у неё был просто пиздец!

— Вот я овца, волосы себе спалила, — пробормотала она и начала хныкать и тереть глаза.

— Да не плачь, ёпть, — чуть ли не заорал я, — казалась самой крутой и тут ныть начинаешь.

Олеська тут же остановилась и гордо шмыгнула носом. Потом, ощупав волосы, резюмировала:

— Это реально пиздец. Что теперь, блять, делать-то?!

— Да не ссы, — оборвал я, — как можно тщательнее щёткой вычесывай. Всё горелое убирай, только волосы намочи. Я шампунь дам, им голову помоешь. Послезавтра, тьфу блять, завтра, привезу инструменты хорошие, сделаем лучше, чем было.

Олеська действительно оказалась настоящим «бойцом» и, схватив щётку, полотенце и мой шампунь, рванула вниз в душевую. Светает. А у меня и часов нет, давняя привычка ничего на руках не носить. Надо радио что ли какое найти. Вон, дворники вышли с мётлами.

А выходят они к пяти утра. Бляя! Автобус. Бегом нахрен из этого ада! Я побежал в свою каморку. Схватил пакет со шмотками для стирки, накинул футболку и, надев шлепки, рванул вниз, так и не поспав. Надеюсь, отосплюсь по дороге.

На санаторский автобус я успел, купил билет у водителя за полцены, показав картонку пропуска, договорился, где меня высадить на трассе. Шофер поломался, но я отстегнул ему ещё рубль, и он пришёл к согласию. Уселся сзади на большие диваны. Народу до