Бродяги Севера - Джеймс Оливер Кервуд
И тогда Ба-Ри прыгнул прямиком в «гнездо», которое приготовил ему Мак-Таггарт.
Глава XXVII
Наутро Буш Мак-Таггарт услышал лязг цепи, когда до «гнезда» оставалось еще добрых четверть мили. Может, это рысь? Или куница? А может, волк или лиса? А может быть, все-таки Ба-Ри? Остаток пути Мак-Таггарт чуть ли не пробежал, а когда наконец добрался до места, откуда было видно «гнездо», сердце его заколотилось: он увидел, что поймал своего врага. Осторожно приблизился, прицелившись в пса из винтовки на случай, если тот как-то сумеет освободиться.
Ба-Ри лежал на боку, задыхался от усталости и дрожал от боли. С губ Мак-Таггарта сорвался сиплый восторженный возглас; он подошел поближе и поглядел на землю. Снег вокруг ловушки, там, где Ба-Ри пытался вырваться, был весь утоптан и покраснел от крови. Больше всего крови натекло изо рта Ба-Ри. С его десен и сейчас сочилась кровь, когда он злобно глядел на врага. Стальные зубья спрятанного под снегом капкана хорошо сделали свое жестокое дело. Одна из передних лап Ба-Ри была пережата гораздо выше первого сустава, в капканах оказались и обе задние ноги, а четвертый капкан ухватил свою жертву за бок, но Ба-Ри вырвался, оставив на зубьях клок шкуры размером с ладонь Мак-Таггарта. Снег рассказал историю отчаянной борьбы, продлившейся всю ночь; окровавленные челюсти показали, как тщетно пытался Ба-Ри разгрызть сковавшую его сталь зубами. Он еле дышал. Глаза налились кровью. Но и сейчас, после нескольких часов мучений, ни дух его, ни отвага не были сломлены. Завидев Мак-Таггарта, Ба-Ри рванулся, чтобы встать на ноги, и почти тут же снова рухнул в снег. Но передними лапами он уперся в землю. Голова и грудь остались приподнятыми, и из груди его вырвался яростный, едва ли не тигриный рык. Наконец-то всего в десятке футов перед ним очутилась тварь, которую он ненавидел сильнее всего на свете, сильнее даже, чем волчью породу. А он снова был беспомощен, как тогда, когда попался в заячий силок.
Как бы яростно ни рычал он теперь, Буша Мак-Таггарта это не пугало. Он видел, что враг целиком и полностью в его власти, и с ликующим смехом прислонил винтовку к дереву, стянул рукавицы и принялся набивать трубку. Комиссионер предвкушал победу, предвкушал сладость пытки. В его душе пылала ненависть, такая же смертельная, как ненависть Ба-Ри, – ненависть человека к человеку. Он думал пристрелить пса. Но так будет лучше – смотреть, как тот понемногу умирает, мучить его, как мучил бы он человека, ходить вокруг, чтобы слышать лязг ловушек и видеть, как Ба-Ри истекает свежей кровью, когда изгибает истерзанные ноги и выгибается всем телом, чтобы не терять его из виду. Великолепная получилась месть. Мак-Таггарт так увлекся, что не услышал, как сзади к нему приближается кто-то на лыжах. Его заставил обернуться лишь голос – человеческий голос.
Это оказался незнакомец моложе Мак-Таггарта лет на десять. По крайней мере, на вид ему было не больше тридцати пяти – тридцати шести лет, несмотря на короткую светлую щетину. Незнакомец был из тех, кто нравится всем с первого взгляда, – с мальчишечьими повадками, но уже взрослый мужчина, с ясными глазами, прямо смотревшими из-под меховой шапки, легкий и стройный, как индеец, и дикая жизнь не оставила на его лице ни малейшего следа. Но не успел незнакомец заговорить, как Мак-Таггарт уже понял, что этот человек знает, что такое дикая жизнь, что он ее плоть и кровь. Шапка у незнакомца была из куньего меха. Одет он был в дубленый полушубок из мягкой шкуры карибу мехом внутрь, подпоясанный длинным кушаком и отороченный бахромой на индейский манер. Лыжи у него были длинные и узкие, на каких удобно ходить по подлеску, за спиной – маленький ладный рюкзак, ружье в тряпичном чехле. Настоящий путешественник – от шапки до лыж. Мак-Таггарт мог ручаться, что тот за последние несколько недель прошел с тысячу миль. Но странный холодок у него по спине пробежал не от этой мысли, а от внезапного страха, что каким-то необъяснимым образом на юг просочились правдивые слухи – слухи о том, что на самом деле произошло на Грей-Лун, и у этого незнакомого путешественника под полушубком из шкуры карибу прячется жетон Северо-Западной королевской конной полиции. Тут комиссионер прямо-таки оцепенел от ужаса и не мог выдавить ни слова.
Незнакомец пока что ограничился изумленным восклицанием. А теперь сказал, не сводя глаз с Ба-Ри:
– Господи помилуй, разделали вы этого бедного чертенка под орех.
В его голосе было что-то такое, отчего Мак-Таггарт приободрился. Голос оказался совсем не подозрительный, и было ясно, что пойманный зверь интересует незнакомца гораздо сильнее, чем сам комиссионер. Мак-Таггарт перевел дух.
– Ловушки разорял, – пояснил он.
Незнакомец пригляделся к Ба-Ри чуть пристальнее. Воткнул ружье прикладом в снег и подошел к пленнику.
– Господи помилуй еще раз! Это же собака! – воскликнул он.
Мак-Таггарт буравил его спину взглядом хорька.
– Да, собака, – отозвался он. – Дикий пес, наполовину волк, а то и больше. За зиму наворовал у меня пушнины на тысячу долларов.
Незнакомец присел на корточки возле Ба-Ри, положив руки в рукавицах на колени, и слегка улыбнулся, блеснув белыми зубами.
– Бедный чертенок, – сочувственно вздохнул он. – Воришка, значит? Разбойник? Вот и попался в руки полиции! А полиция – господи помилуй нас еще раз – обошлась с тобой не очень-то ласково!
Он поднялся и повернулся к Мак-Таггарту. Под пристальным взглядом голубых глаз незнакомца комиссионер принялся оправдываться.
– Мне пришлось поставить много таких ловушек. – Но потом вдруг вспылил: – И теперь он умрет тут – и не сразу, а сначала помучается. Брошу его голодать и гнить в капкане – пусть поплатится за все, что сделал! – Он взял винтовку и добавил, не сводя глаз с незнакомца и положив палец на спуск: – Я – Буш Мак-Таггарт, комиссионер с Лак-Бэн. Нам с вами случайно не по пути, месье?
– Разве что на несколько миль. Я иду на
