Солдатские небылицы - Геннадий Русланович Хоминский
Сержант разлил водку на три стакана. Однако на звук проснулись ещё двое и тоже подставили стаканы. Выпили.
– Ладно, Геша, давай дальше, а то скоро приедем и не узнаю, чем дело закончилось, – сказал стройбатовец.
«Ну, короче, иду я, иду и тут такой удар в спину, я аж растянулся по дороге. Ну, думаю, салабоны, решили над дедом шутки шутить. Поворачиваюсь, а там стоит такой здоровый медведь и смотрит на меня. Ну ничего себе, думаю, вот это дела. Я за карабин, а он у меня не заряженный. Патроны в подсумке. Я быстренько рукавицу скинул, патроны вытащил, поднялся на ноги и бежать. А сам пытаюсь карабин зарядить. Но скажу вам, карабин зарядить на бегу, в мороз, на такая простая штука. Патроны клинят, не лезут. Но я кое-как всё же запихал в него все десять штук. Затвор передёрнул. Оглядываюсь, медведь идёт за мной. Я выстрелил в воздух, думаю, может испугается, убежит. Но ни фига. Стоит и смотрит на меня. Я снова припустил бежать. До караулки уже не далеко, метров триста. Вдруг снова удар в спину, да такой сильный, что затрещала спецуха, а она из брезента. И, чувствую, по спине полосонуло, как ножом. Я снова упал лицом в снег. Резко переворачиваюсь на спину, а мишка прямо возле меня стоит. Я пытаюсь отползти от него, но он подошёл, лапы расставил, так что я под ним оказался и смотрит на меня. У меня всё внутри похолодело, сердце где бьётся – не понятно. И такой животный ужас смерти, что выть охота. Но несмотря на испуг, я изловчился, ткнул его в бок стволом и выстрелил раз, потом ещё. Смотрю реакции у него на мои выстрелы никакой нет. Только ближе наклонился ко мне своей пастью да как зарычит. В глазах потемнело, дрожь во всём теле, а он пасть раззявил, да к моему лицу. Зубы громадные, желтые, почти коричневые и такая вонь от его пасти. Ну, думаю, конец мне. Аж закричать захотелось «Мамочкаааа!!!». А он ещё ближе, сантиметров двадцать осталось и глаза такие злые, красные, что просто жуть. И здесь я чисто интуитивно карабин выставил вперёд, чтобы, вроде как, оттолкнуть его морду. А ему это не понравилось, и он схватил зубами за ствол, да так, что конец ствола оказался у него во рту. И тут я понял, что это мой единственный шанс, кто-то помогает мне, наверное, мама. И я начал стрелять. Все пули уходили в пасть медведю и с каждым выстрелом он резко дёргал головой, но ствол из зубов не выпускал. Выстрелов я не считал, но вскоре затвор ударился в железку. А медведь как стоял, так и стоит. И смотрит на меня своими красными глазами. А потом разжал рот и на меня хлынул поток его горячей крови. Постояв еще несколько секунд, он начал валиться на бок и упал сбоку от меня. Я посмотрел на небо. Оно было совершенно чёрным и только миллиарды звёзд освещали меня и убитого медведя. С трудом поднялся на ноги, вытянул из-под медведя карабин и волоком, за ремень, потащил за собой. Куда идти? Конечно, в караулку, это ближе всего. И тут я увидел, как из неё выбегают солдаты, впереди бежит начкар, мой закадычный дружок. А я иду к ним навстречу, весь мокрый от крови, в разодранном комбинезоне».
Геша замолчал. Молчали все. Также молча разлили остатки водки и молча выпили.
– Ну а дальше что? – спрашивает кто-то.
– Да ничего. Меня в госпиталь. Оказалось, он мне подрал ноги и спину. На спине зажило быстро, а ноги до сих пор в повязках. Потом приезжали следователи, всё меня пытали, зачем я медведя убил. А шкуру с него сняли и в Ленинской комнате повесили на стену.
Я выглянул в окно, уже совсем рассвело. Скоро Москва. Дембеля стали просыпаться, умываться. Грязища кругом, как мне убирать, когда все ходят взад-перёд? Ладно, разберёмся.
Конец
Вскоре за окнами начали мелькать постройки. Поезд сбавил ход и всё чаще и чаще стал стучать колёсами по стрелкам, резко поворачивая то в одну, то в другую сторону. Показался перрон Ярославского вокзала и поезд остановился. Я открыл дверь и вышел из вагона. За мной потянулись дембеля. Они были помяты и хмуры. Не было той радости, что была у них на лицах, когда садились в Архангельске. Сутки пьянства дали о себе знать. Кто-то не мог найти свой галстук, кто-то фуражки или ремня. Выходя из вагона, никто не попрощался со мной и не поблагодарил. Я чувствовал, что являюсь виновником их плохого настроения. Все деньги, которые они накопили на поездку домой истратили на водку, покупая её у меня втридорога. Во мне начинала закипать злоба. Злоба на себя, что я оказался такой падлой, торгуя бухлом. Да если кореша мои узнают, как я барыжнячал, то зачморят меня, когда снова доведётся мне попасть на кичу. А от сумы, да от тюрьмы зарекаться нельзя. Ну вот и всё. Последними вышли из вагона стройбатовец и сержант Геша. Молча прошли мимо меня. Я их окликнул: «Ребята, может вам деньги нужны, я дам». «Да пошёл ты», – ответил сержант и сплюнул на пол. Они пошли дальше и вскоре затерялись в толпе. На душе скребут кошки, до того противно жить. «Нет, это не по мне. Лучше на лесоповал чикировщиком», – подумал я. К вагону подошёл бригадир.
– Значит тебе на мои указания наплевать? – я молча смотрел в пол, – ладно, сейчас состав отгонят в парк, там и поговорим.
Я молчал, а внутри меня всё клокотало. И тут я понял, если сейчас я не сделаю этого, то никогда себя не прощу. И я с оттяжкой, как научил меня один зек в Воркуте, не спеша, но хлёстко, вложив в удар все свои силы, выставив левую ногу вперёд, ударил бригадира в челюсть. Я почувствовал, как по моей руке застучали его выбитые зубы. Я увидел ужас в его глазах. Он, не успев сделать шаг назад и рухнул всем своим телом навзничь. Я услышал, как закричала проводница соседнего вагона, как из дверей выбежали менты Володя и Колян и побежали ко мне. Всё было, как в замедленном кино. Но я не стал их ждать, а припустил вдоль состава. Кончился перрон, я спрыгнул на шпалы и побежал по ним. На ходу сорвал с себя фирменный китель и
