Семен Стрельцов - Белые призраки
И припев подрывники сочинили к этой песне:
Крепки нервы, острый взорНе подводят нас.Ошибается минерВ жизни только раз.
Песню минеры пели с увлечением. Потом партизаны вернулись к разговору, который, видимо, прервала песня. Речь шла об операции на мосту под местечком Жилино.
Кто-то из ребят спросил:
— Что же вы молчали до сих пор? Не рассказывали ни о чем?
— Так ничего такого особенного не случилось, — ответил Лебедев.
Усмехнувшись, добавил Дубиллер:
— Заминка у нас там вышла…
Внезапно Лебедев рассмеялся:
— Вот с Коньком-Горбунком история получилась интересная. Расскажи им, Володя.
Дубиллер начал рассказ. Я слушал его с удовольствием.
3. Конек-Горбунок
Командир взвода Никита Прошин со своими людьми уже третий день находился на перекрестке дорог, у самой опушки леса. Километрах в двадцати расположились главные силы ковпаковцев.
Проверив с утра посты, Прошин направился к присыпанному снегом кустарнику, где партизанами была сделана коновязь: в землю были врыты две сосновые рогатины, на которых сверху лежал срубленный ствол дерева. У коновязи переминался с ноги на ногу высокий буланый конь с красивой небольшой головой, раздувающимися тонкими ноздрями, пугливым взглядом глаз и шелковистыми ушами.
Буланый стоял у сосны и косил глазом на подходившего Прошина. Никита достал из кармана ломоть хлеба и протянул коню. Пошлепав губами, буланый схватил хлеб, пожевал и снова потянулся к руке партизана. Прошин еще раз полез в карман за хлебом — отказать своему любимцу Никита не мог. Этот конь достался ему как трофей в одном из последних боев.
Страстный любитель лошадей, Прошин сразу оценил достоинства буланого — ровный и быстрый бег, умение легко брать препятствия. Партизаны, шутя, говорили, что комвзвода «дрожал» над своим трофеем, никому не разрешал на нем ездить, делился с ним последним куском хлеба. И назвал его комвзвода по масти — Буланый.
— Товарищ комвзвода! — подбежал командир отделения Коваль. — Показались какие-то люди…
— Дай-ка, Коваль, бинокль!
Партизаны встали за дерево.
Скрываясь в кустах, вдоль одной из дорог направлялась к опушке леса группа людей.
— Да ведь это штабные минеры с разведчиками. Ей-богу! Дубиллер Володька! — воскликнул Прошин, выбегая навстречу товарищам. — Дубиллер! Володя! Володя! Сюда! — кричал он, размахивая шапкой.
Дубиллер издали помахал рукой.
Через несколько минут подрывники и разведчики подходили к заставе. Дубиллер шел впереди. За плечом у него висел автомат, на боку — граната и два диска патронов, на длинном шнурке от трофейного «парабеллума» болтался гитлеровский орден — Железный крест. Следом шли бойцы, усталые, изнуренные, но, как и он, улыбающиеся.
«Не иначе как мост взорвали», — решил Прошин.
— Ну что же, орлы, заходите в землянку, накормлю я вас, — пригласил он прибывших.
— Конь-то, конь какой! — с удовольствием сказал Дубиллер, увидя Буланого. — Давно он у тебя, Никита?
— На прошлой неделе у фрица отбил под Горбовом. Конь замечательный! А бег какой у него! Любую машину обгонит.
— Ну и конь, всем коням конь! — обступили Буланого разведчики.
— Ну ладно, ладно, хлопцы! — ревниво сказал Прошин. — Пошли завтракать. Ишь, вы все высохли, точно неделю не ели.
— А нам, Никита, не привыкать, — весело ответил Дубиллер. — На войне всякое бывает.
— А что это у тебя, Владимир Викторович, за орден фашистский болтается?
— Железный крест!
— Вижу, что крест, а не ложка. Только вот зачем ты, партизан, всякую дрянь таскаешь? Ну зачем тебе орден этот фашистский?
— А им удобно с обуви грязь очищать. Края у него острые!
Все захохотали.
— Вот черт! — воскликнул Коваль. — С ним не соскучишься!
— Пошли, ребята, завтракать! — повторил Прошин. — Небось замерзли.
— Завтрак завтраком, а у меня к тебе дело есть, — сказал Дубиллер. — Слушай: до штаба мы доберемся только часа через три. Видишь, ребята устали как, а мне приказано донесение в штаб передать как можно скорее — от этого зависит успех операции в Красной Вуле. Дай, Никита, Буланого в штаб пакет отвезти. Там уже, наверное, волнуются — рацию-то у нас пулей разбило!
Всего мог ожидать Прошин от командира группы штабных подрывников, только не этой просьбы.
«Загонят Буланого, — мелькнуло у него в голове, — либо совсем уведут!»
— Да ты что, смеешься? — сказал он сердито.
— Чего ж тут смеяться? Бег у коня хороший, сам говоришь — любую машину обгонит. Вот и дай его нам донесение отвезти!
— Не дам! — замотал головой начальник заставы. — Не дам, и все тут! Часа через полтора сам на нем в штаб поеду, тогда и отвезу донесение!
Как потом рассказывал Прошин, почему он заупрямился, он и сам себе объяснить не мог. Ну дал бы коня съездить по делу, чего тут. Трофейного коня он мог бы вернуть всегда, а нет — командиру соединения пожаловался бы, и вернули. Но «не дам» вылетело как-то само собой, и он уже не мог свернуть с этой дорожки. «Не дам, и только», — твердил он.
— Значит, не дашь?.. — сказал Дубиллер.
— Сказано, нет, и не приставай!
Дубиллер прищурился:
— Хорошо. Так и быть. Значит, будем тут у вас до вечера загорать.
Дубиллер собрал своих ребят, войдя в землянку, спокойно уселся за стол. Позавтракали, дневальный убрал со стола посуду.
— Ну что? Песни будем петь, орлы? Или сказки рассказывать? Оно так и время незаметно пройдет. Слышали сказку про Конька-Горбунка? А то, может, рассказать, чтобы не скучно было?
В отрядах Ковпака знали: уж если Дубиллер что-либо «отмочит», можно будет от души посмеяться. Поэтому предложение старшего минера было встречено полным одобрением.
— Просим! Давай, Володя!
— Да не простая эта сказка, ребята, а с моралью! — сказал Дубиллер. Помолчав, он обернулся к командиру взвода.
— Так как, Прошин, не дашь Буланого?
— Нет, Володя, нет, дорогой, — улыбался начальник заставы.
— Ну хорошо… Было это, значит, ребята, в Брянских лесах… Говоришь, не дашь Буланого?
— Да нет же, Володенька!.. — ласково усмехнулся Прошин.
— Не дашь? Гм… стояла, значит, наша разведка в селе Смелиже. Я тогда еще разведчиком был. Да-а-а… и был недалеко партизанский аэродром, и каждую ночь самолеты с Большой земли к нам прилетали…
— Самолеты? Так при чем тут Конек-Горбунок? — не утерпел Прошин.
— Ты, брат, не торопись. Всему свое время. Тем более что сказка с моралью. — Дубиллер закурил сигарету. — Да… Сидим, значит, мы под Смелижем, готовимся к разведке километров на двести, а лошадь была у нас одна на всю группу — костлявая, старая, слабая, на один глаз слепая и ры-ыжая…