Семен Стрельцов - Белые призраки

Белые призраки

ЛИЦОМ К ЛИЦУ

Представьте себе, что вас, чекиста, тщательно готовили в разведывательно-диверсионной школе, что вы до тонкостей изучили все премудрости этой тяжелой и опасной профессии, вы великолепно подготовлены физически и психологически, прекрасно вооружены и обмундированы, с вами хорошая рация, шифры, самые точные карты, но… вы еще никогда не были за линией фронта.

Вы, конечно, уже знаете из рассказов бывалых людей, из сводок Информбюро, от солдат, чудом вырвавшихся из окружения, как оно там, в тылу врага. Но вместе с тем вы прекрасно сознаете, что вы еще новичок, что всех неожиданностей и опасностей там, на Малой земле, предусмотреть невозможно, и потому вряд ли сможете скрыть тревогу и волнение при мысли о своем первом боевом задании за линией фронта.

И вот наконец он наступил, этот день, когда вы впервые отправляетесь на выполнение важной операции в тылу врага.

Нас было семнадцать, переброшенных через линию фронта. Сюда мы прошли по лезвию бритвы — иначе не назовешь вынужденный наш маршрут по фашистским минным полям, сквозь кинжальный огонь немецких пулеметов и минометов.

Командиром нашей чекистской группы был капитан Мирковский Евгений Иванович. Это был строгий и требовательный человек, храбрый, проницательный, имеющий большой жизненный опыт. Мы все уважали его и старались следовать его примеру во всем.

План операции каждый из нас представлял себе четко: выйдя из Брянских лесов, мы должны были перебраться через Десну, затем форсировать другой водный рубеж — реку Судость и пройти лес у села Воробьевка. Отсюда рукой подать было до цели — железнодорожной станции, которую нам предстояло взорвать.

С вечера мы тщательно проверили оружие и подрывную технику, снова — в который раз! — удобнее уложили продуктовый НЗ, еще раз прошлись циркулем по карте, посидели у костра, спели любимую нами «Землянку» — все как обычно. За время следования к нашему первому объекту у нас уже сложился своеобразный, непрочный, но уже привычный быт…

Нам предстояло сложное дело, и мы прощались с нашим биваком, с нашим временным лесным пристанищем, как с родным домом.

Да, это и был наш дом: здесь мы провели несколько дней, привели себя в порядок. Вернемся ли мы сюда когда-нибудь? Вряд ли. Но мы уходили отсюда в неведомое и потому прощались со своей лесной стоянкой, как прощаются с родной хатой.

Только рассвело, когда наша группа, покинув лагерь, шла по вымытой коротким летним дождем лесной дороге, оставляя заметный след на траве, покрытой матовым серебристым налетом росы. Местами в низинках клубился туман. Терпкий запах преющей зелени, сырость, проникающая сквозь обувь, напоминали о близости болот. Иногда на склонах невысоких холмов возникали избы, заброшенные и словно бы призрачные, вероятно, давно обезлюдевшие в этом краю, где в начале войны отгремели бои.

К концу дня мы перебрались через Десну, а вечером подошли к утопавшему в зелени, удивительно красивому при свете луны селу Евдоколье, за которым в полутора-двух километрах лежала река Судость. Справа, на другом берегу, в нескольких километрах от того места, где мы должны были высадиться, находился районный центр Погар, а слева — большое село Сопичи. К нему и направились сейчас два лучших наших разведчика — Александр Агарков и Николай Кромский.

Они возвратились к полуночи. Александр Агарков доложил:

— Под вечер в Сопичи прибыл эскадрон немцев. На вооружении у кавалеристов три станковых пулемета и миномет. Заночевать в селе отказались. Пробыв недолго в Сопичах, фашисты направились к районному центру. Они рыскают по селам в поисках партизан. Перед уходом допросили старосту села — их интересовали партизаны — и потребовали дать им в проводники полицая «из самых надежных»… Получив проводника, гитлеровцы уехали, но, возможно, они вернутся утром или даже к рассвету.

Днем, намечая маршрут, мы рассчитывали к полуночи быть на другом берегу Судости, но на берегу оказалась только одна лодка, и когда мы перебрались через реку, было уже около двух часов короткой июньской ночи.

Перед тем как двигаться дальше, командир Евгений Иванович предупредил нас:

— Обстановка, товарищи, в связи с появлением карателей сложилась более серьезной, чем мы предполагали. Даже от самой незначительной стычки с противником мы должны уклониться и ни в коем случае не обнаруживать себя преждевременно. От этого зависит успех выполнения задания. А в случае чего, товарищи, больше выдержки. Больше выдержки!

Мы и не предполагали в тот момент, сколь необходимым окажется нам именно это качество — выдержка! И как скоро!

Мы и сами знали — у подрывников и разведчиков свои задачи. Они не должны ввязываться в бой с противником, идя на выполнение задания. И уж, конечно, не трусость заставляла разведчиков при встрече с противником уклоняться от боя, скрываться в кустарнике и в оврагах. Каждый понимал, что случайный бой, даже благополучно для нас закончившийся, осложнит обстановку, насторожит оккупантов и заставит их усилить охрану объектов, важных для нас с точки зрения разведки или диверсии.

…Обвешанные оружием, мы шли, как обычно, гуськом, выдвинув вперед, метров на двести-триста, небольшой дозор. Начинало светать. Перед нами раскинулось открытое поле, оно было пустынно. Мы прошли с километр, перевалили через бугор, стали спускаться в лощинку, прошли густой кустарник, оказались на ровном чистом месте и… на мгновение замерли. Немцы!

Справа, метрах в ста от дороги, у небольшого разрушенного сарая, догорали костры, паслись стреноженные кони гитлеровских кавалеристов, виднелись четкие силуэты пулеметов. Каратели группами спали у затухающего огня. У ближайшего к нам костра мы увидели часовых. Один из них, присев на корточки, держал обеими руками палку и помешивал ею в котле. Другой стоял, широко расставив ноги в сапогах с короткими голенищами. Одну руку он держал на автомате, висевшем на шее, в другой дымила трубка. Все это виделось удивительно отчетливо, во всех деталях. Немец курил и глядел на нас.

«Обнаружены… Задание провалено… Сейчас — бой!» — пронеслось у каждого из нас в голове.

Мы продолжали идти неторопливым походным шагом. Мы ждали команды к бою, внутренне были напряжены до предела и готовы были по первому слову командира в одно мгновение развернуться, как сжатая пружина, обрушить удар, уничтожить, погибнуть, но… Мирковский команды не подавал. И мы шли, как прежде, не поворачивая головы, лишь скашивая глаза направо — что же будет дальше?