Луи Буссенар - Путешествие парижанина вокруг света
Это было мне очень по душе, надо вам сказать!.. Ну а затем я пробыл еще два года у господина Робер-Гудена и так дотянул до шестнадцати или семнадцати лет. Я, конечно, не толст, но у меня есть сила и здоровье… Я не знаю ни насморка, ни кашля, я не имел даже времени ознакомиться с болезнями! И несварением желудка я также не страдал. Ну что же мне вам еще сказать? Меня прогнал Пац, и, чтобы быть справедливым, я не скажу, что он был неправ: я действительно был негодным, взбалмошным малым.
Однажды я бродил на мосту Искусств с желудком столь же пустым, как волынка итальянских музыкантов, и вдруг слышу крик, затем падение чего-то в воду. Все кинулись к перилам, кричат, толкают друг друга. Я делаю то же, что и другие, и что же вижу? Шляпу, которая весело пляшет на воде посередине широко расходящихся кругов, образовавшихся от падения ее владельца. Недолго думая я перекинул ногу через перила и спрыгнул «солдатиком», выпрямясь в струну, держа голову прямо, а ноги плотно сжатыми. Очутившись на дне, я раскрыл глаза и точно сквозь туман увидел какую-то черную кучу. Она еще барахталась, я ухватил ее за один край, потянул к себе и, оттолкнувшись изо всей силы, стал подниматься на поверхность, таща за собой на буксире утопленника, который уже не шевелил ни рукой, ни ногой.
Добравшись до берега, я увидел вокруг себя толпу. Полицейские поспешно вытащили нас, утопленника и меня, но сделали это со всевозможной бережностью и не без добрых слов.
Но я, не привыкший к такому обращению с их стороны, находил это весьма странным.
Между нами говоря, я в то время и не стоил доброго слова, так как начинал окончательно сбиваться с верного пути. Но вот мой утопленник стал приходить в себя и казался очень удивленным, что снова очутился на этом свете.
У меня с утра не было в желудке ни крохи, и, вероятно, по этой причине я вдруг сомлел, как вытащенный из воды карп.
Мне дали чашку крепкого куриного бульона, и, пока я испытывал истинное наслаждение от этого угощения, добрые люди, собравшиеся вокруг меня, сделали складчину, и так как спасенный мною господин оказался известным богачом, то весь сбор, сорок франков, поступил в мою пользу.
Жандарм сунул их мне в руку да еще и благодарил.
За что? — спрашивается. Ах да! Ведь я исполнил роль водолаза. Ну, я откланялся и пошел.
Вы ни за что не угадаете, что я сделал с моими деньгами и где провел этот вечер… Право, даже смешно теперь о том подумать!
В то время по всему Парижу были расклеены огромные афиши, на которых громаднейшими буквами можно было прочесть: «Порт-Сен-Мартен, путешествие вокруг света за 80 дней. Поразительный успех!» И я читал эти афиши и проклинал свою судьбу за то, что не мог пойти посмотреть эту вещь: билет на третью галерею дорого стоит.
Ну так вот, в тот самый вечер, когда мне посчастливилось вытащить из воды этого богача, который вздумал нырнуть в реку из-за какой-то любовной истории, я угостил себя представлением «Путешествие вокруг света», да и смотрел его из второй галереи, представьте себе! Я положительно был в восторге от представления!
С этого вечера я нигде не находил себе покоя. Меня во что бы то ни стало тянуло увидеть море, и вот я отправился в Гавр с капиталом пять франков в кармане. На эти деньги я кое-как прожил три дня, а затем снова пришлось голодать. Удивительно, право, что к этому нельзя привыкнуть! Какая жалость!
Но море было так прекрасно! Столько в нем было жизни, движения, столько тут было самых разнообразных судов, целые леса мачт; столько людей, прибывших отовсюду и отбывающих в разные концы света. Словом, все это было куда лучше, чем самые прекрасные декорации. Даже лучше парижских бульваров. Правда, вся беда была только в том, что это не кормит!
Сидел я так на берегу, свесив ноги, и думал про себя, что, несмотря на все эти красоты, жизнь является людям далеко не в розовом свете.
— Эй, мальчуган! — услышал я за спиной чей-то хриплый голос. — Ведь не хочешь же ты окунуться!
Я обернулся и увидел старого матроса, настоящего просоленного морского волка.
— Хм! — ответил я так, только чтобы сказать что-нибудь. — Ну конечно не хочу! — И вдруг все помутилось у меня в глазах как в тот день, когда я вытащил из воды того господина.
Старик это заметил и схватил меня за плечи.
— Эх, разрази меня гром и молния! Да в твоей крюйт-камере нет ни крохи! За этим надо следить, сынок, это непорядок! Ну, живо, иди со мной! Мы это сейчас исправим!
Я, шатаясь, побрел за ним и, сам того не подозревая, очутился на палубе большого трансатлантического судна.
Здесь мне дали большую тарелку супа, доброго матросского супа, я сразу ожил. Вот уже второй раз суп спасал мне жизнь, и немудрено: ведь я так редко мог позволить себе эту роскошь! Мало-помалу я рассказал старику и его товарищам всю свою историю, и как мне не давала покоя мысль о путешествии вокруг света и много разных таких вещей, а матросы смеялись до слез, хотя, право, во всем этом не было ничего смешного, как мне казалось.
— Но, мальчуган, — говорил мне старик, — чтобы плавать по морям, есть только два средства: быть пассажиром или матросом!
— Так я буду матросом!
— Но чтобы стать матросом, надо прежде побыть юнгой!
— Ну, так я стану юнгой!
— Но мы не можем взять тебя юнгой, мальчуган; у нас в экипаже уже полный комплект… Тебе лучше всего проситься на торговое судно.
Но мне так хорошо было среди них, среди всех этих славных, добродушных людей, что ни за что не хотелось расставаться с ними, и я стал придумывать планы, как бы остаться там, главным образом, из-за кругосветного путешествия.
Они опять стали смеяться и сколько ни доказывали, что матросы почти ничего не видят в портах, где останавливаются их суда, что они редко сходят на берег и совершенно не знают тех прекрасных чужеземных стран, которые они посещают, я по-прежнему продолжал упорствовать. Как раз на мое счастье, или горе, на судне освободилось место, весьма прескверное место угольщика. Если бы я только знал, что это такое — быть угольщиком!
Но накануне внезапно скончался от разрыва сердца один из угольщиков, и его место оказалось вакантным. Мне его предложили, и я согласился.
Я столько же знал о том, что такое быть на судне угольщиком, как и то, что такое градусы долготы и широты; впоследствии я узнал и то и другое.
Когда я вспоминаю лишь только, что прошел несколько тысяч миль в угольной яме, не видя ни моря, ни неба, целые дни и ночи таская уголь из угольной ямы в топку в течение целых шести месяцев, на глубине восьми метров ниже уровня верхней палубы, то мне еще и сейчас становится страшно.
То было настоящее «подводное» путешествие! Я чувствовал, что меня обокрали, точно так же обокрали, как если бы я отправился смотреть в театр какую-нибудь пьесу и все представление просидел в подполе. Так продолжалось до тех пор, пока мы не прибыли в Сен-Луи. В ту пору я был уже кочегаром: как видите, меня повысили в чине.
