Луи Буссенар - Путешествие парижанина вокруг света

Такое безмолвное взаимосозерцание длилось минуты две. Доктор, Андре и Фрике вскоре заметили, что, несмотря на свою внушительную фигуру и атлетическое телосложение, на свои точно фарфоровые глаза и члены, как у толстокожих животных, этот человек не мог похвастать хорошим здоровьем.

Откинувшийся капюшон его бурнуса открыл худое, вытянутое лицо, тощую и жилистую шею, сутулые плечи и кожу цвета сажи, тусклую и без малейшего блеска, каким обыкновенно отличается кожа у здоровых людей африканской расы. Голова его была покрыта скудным курчавым пушком, а лицо обезображено отвратительной язвой. При виде его невольно можно было воскликнуть: этот человек серьезно болен!

Таково было, по крайней мере, мнение Фрике, который не мог удержаться, чтобы не пробормотать:

— Черт возьми! Как он безобразен!

Доктор был, несомненно, того же мнения, так как товарищи его расслышали, как он произнес сквозь зубы:

— Да… Вот это субъект!

Это должно было означать: вот превосходный патологический образчик.

Между тем незнакомец продолжал молча разглядывать их. Наконец Фрике это надоело, и он невольно произнес, обращаясь к арабу, обычное французское приветствие:

— Бонжур, месье!

На это незнакомец раскрыл губы и усталым голосом уронил в ответ:

— Салам алейкум!

— Эх, да он говорит на ином наречии, чем эти дикари. Тем лучше! С ним, может быть, можно будет договориться! — обрадовался мальчуган.

— Тем более, — подтвердил Андре, — что я говорю по-арабски.

— Какое счастье!

— Действительно, — пробормотал доктор, — этот темнокожий может быть работорговцем… Весьма возможно, что с ним нам как-нибудь удастся договориться.

— Да благословит тебя Аллах! — сказал Андре.

Великан был, видимо, очень доволен, услышав обращение на родном ему языке. Быстрым жестом он пригласил европейцев выйти из хижины, что они и поспешили исполнить.

Когда они очутились подле него, он сказал:

— Я Ибрагим, родом из Абиссинии и приехал сюда за невольниками.

— Ага! Прекрасно! — решил Фрике. — Вы были правы, доктор, это торговец черным товаром; Андре перевел мне его слова!

На усталом и истомленном лице Ибрагима отразилось мимолетное волнение, когда Андре сообщил ему в двух словах, кем являются он сам и два его товарища. Несомненно, этот великан был болен каким-то страшным недугом, подтачивавшим его силы и от которого искусство французского врача могло, быть может, избавить его.

— Вы принадлежите мне! Идите! — сказал наконец Ибрагим после оживленных переговоров с осиебами.

На этот раз доктор, поняв, о чем идет речь, объяснил своим друзьям, что теперь у них новый господин.

— Что ж, это совсем неплохо! — воскликнул Фрике. — У нового хозяина, правда, отвратительная физиономия, но, по крайней мере, можно надеяться, что он не заставит нас есть вчерашнюю похлебку. Словом, не будет больше «бикондо»! Это превосходно!

— Теперь предоставьте мне обговорить с ним условия, — продолжал Андре, — я полагаю, что нам можно будет извлечь пользу из этой случайной встречи.

— Сделайте одолжение. Распоряжайтесь, как у себя дома, — сказал Фрике.

— Эй, ты, мальчуган, пойдем со мной! — крикнул ему доктор.

И они оба, радуясь своей свободе, быть может, только временной, но которой осиебы не думали даже у них оспаривать, отошли немного в сторону, между тем как Андре и Ибрагим начали между собой переговоры, которые они вели на арабском языке.

Счастливый тем, что он наконец вырвался на свежий воздух, Фрике принялся прыгать и кувыркаться и при этом попал ногами в какую-то громадную серую массу, наполовину скрытую между кустов и высоких злаков с темно-зелеными листьями.

Громкое, свистящее храпение, исходившее из гороподобной туши мяса, заставило его вздрогнуть в первую минуту, и, прежде чем он успел дать себе отчет в том, что происходит, он почувствовал, что его кто-то вдруг поднял на высоту около двух с лишним метров над землей. Он ощутил, что нечто вроде чудовищного каната обвилось вокруг его пояса, сжимая с такой невероятной силой, что ему казалось, будто ребра его начинают хрустеть. Фрике всячески извивался, но не звал никого на помощь. Между тем положение его становилось критическим. Мальчуган успел уже сообразить, что канат, обвившийся вокруг его пояса, не что иное, как хобот слона, которого он разбудил своими неудачными гимнастическими упражнениями, и теперь тот, желая убедиться, кто потревожил его и с каким намерением, поднял мальчугана от земли, чтобы познакомиться с ним поближе.

— Ну да полно же! — воскликнул Фрике дружелюбно-фамильярным тоном. — К чему тебе душить меня в своих объятиях?! Я уже видел слонов в зоологическом саду… и я угощал их пряниками… Ну довольно!.. Не надо так сжимать мои ребра. Ну вот… будь же мил!.. — И Фрике с удивительным добродушием и спокойствием гладил хобот слона у самого его основания. И животное, вероятно удовлетворившее свое любопытство, осторожно опустило мальчугана на землю.

— Ишь ты, какое у него рукопожатие! — смеясь, заметил Фрике, очутившись на земле возле доктора, окруженного сотней рослых курчавых детин, представлявших так же, как и Ибрагим, самый яркий абиссинский тип.

Это все были люди, сопровождавшие работорговца, хорошо вооруженные с головы до ног; у большинства имелись превосходные ружья английского образца или же охотничьи двустволки. Они подоспели с похвальным намерением освободить маленького парижанина из объятий слона.

— Очень вам благодарен, друзья… Вы весьма добры… Правда, ваш приятель несколько горяч в своих симпатиях, и его рукопожатие, пожалуй, слишком сердечное… Он, видимо, не обижен силенкой, но, конечно, не виноват в этом… Ах да, милейший толстяк, ведь я обещал тебе ням-ням… Сейчас, дружище… Сейчас я тебя угощу. Вижу, они привязали тебя за лапочку, за твою милую лапочку к этой кокосовой пальме! Так я сейчас сбегаю и принесу тебе угощение. Ну вот, хотя бы добрую охапку этой превосходной травы! — И, попросив у одного из абиссинцев его кинжал, он принялся проворно срезать им самую высокую траву. Накосив целую охапку, он ловко связал ее самой прекрасной вязкой, мастерски свитой из тех же злаков, и поднес этот огромный букет слону, который с благодушным видом стал жевать траву.

— На, толстяк, кушай на здоровье! Это, наверное, очень вкусно, и я уверен, что тебя не каждый день угощают этим блюдом… И посмотри, как хорошо приготовлено!

— Да и провизия-то неплохая, сын мой! — заметил доктор. — Ты ведь не знаешь, что ты преподнес твоему толстопятому товарищу?