Эмилио Сальгари - На Дальнем Западе. Ловцы трепанга
Такая бабируса и была убита теперь Корнелиусом.
— Вторая пуля попала прямо в челюсть, — говорил Корнелиус Ван–Горну, рассматривая убитое животное.
— Разрежем ее на четыре части: хотя и жаль, но мы вдвоем сможем унести только четверть. Нужно скорее разделаться с бабирусой и отправляться назад. Мы пробежали, наверное, километра три, и капитан будет беспокоиться. Да и заблудиться в этой чаще не так трудно.
— А буссоль с тобой?
— Нет, я оставил ее капитану. Да она и послужить нам не может: мы ведь не знаем отправной точки.
— Да, правда. Мы слишком далеко ушли. Но не мог же я упустить такую добычу!
Топором, который Ван–Горн всегда носил за поясом, он рассек тушу на части и отделил лучшие куски. Взвалив их себе на спину, Корнелиус и Ван–Горн бодро зашагали назад, стараясь найти след, который привел бы их назад к мускатной роще.
Но в горячей скачке за зверем они забыли сделать зарубки на деревьях, которые теперь помогли бы им найти обратный путь, — предосторожность необходимая, когда углубляешься в густой лес. Кровавый же след бабирусы был теперь затоптан и потерян для охотников.
Злосчастные охотники брели наугад, уклоняясь то в одну, то в другую сторону. Они прошли уже три, четыре, пять километров, а мускатной рощи, где они оставили своих товарищей, так и не могли найти.
Их охватило сильнейшее волнение.
— Мы сбились с пути, — печально сказал Корнелиус.
— Боюсь, что так. И нет ничего удивительного в том, что мы уклонились в сторону. Без всяких указаний пути человек всегда движется по кривой и всегда, говорят, забирает слева направо.
— Так что, вместо того, чтобы приблизиться, мы только отдалились от своей цели.
— Очень возможно, — со вздохом согласился Ван–Горн.
— Нас преследует одна неудача за другой. Что станется теперь с нами?
— У нас есть ружья…
— Ну так что же?
— Мы можем подать сигнал капитану.
— Хорошо, стреляй!
Ван–Горн разрядил в воздух свое ружье; но охотники находились в это время среди громадных деревьев, таких высоких и густо стоящих, что плотная стена ветвей не давала звуку распространиться.
В течение нескольких минут охотники стояли молча, боясь шелохнуться, чтобы не упустить звука ответного выстрела.
— Нет ответа! — прервал наконец молчание Корнелиус.
— Никакого ответа… — подтвердил Ван–Горн, и ему стало страшно от сознания, что они теперь отрезаны от капитана. — Может быть, густая листва задерживает звук; уйдем отсюда, поищем более открытое место.
Они долго шли, пока чаща несколько расступилась перед ними.
Ван–Горн поднял ружье и выстрелил. Снова ни звука в ответ — ни далекого, ни близкого. Только шум крыльев вспугнутых выстрелами птиц послышался со всех сторон.
— Мы заблудились! Мускатная роща, может быть, дальше от нас, чем мы думаем, — сказал Корнелиус.
— Рано еще отчаиваться. Давай разберемся. Когда мы погнались за зверем, мы оставили мускатную рощу по левую руку, то есть угодили на восток.
— Правильно.
— Где мы сейчас?
— Судя по лучам солнца, восток должен быть с той стороны.
— Бабирусса, по–моему, убегал на юг. Так что, взяв теперь на север, мы не можем не пересечь дорогу капитану.
— А если он отправился искать нас?
— Во всяком случае мы знаем, что рано или поздно капитан двинется на запад к берегам Дорга. Будем держать и мы на запад, где–нибудь мы с ним да встретимся.
— Идем!
Они двинулись в путь, держась по солнцу, клонившемуся теперь к горизонту. Но и тут определить правильно направление было трудно, так как сквозь лиственную чащу лучи солнца едва пробивались.
В лесах Новой Гвинеи не так–то легко найти дорогу; тот же лес, куда попали теперь несчастные охотники, представлял, можно сказать, не один, а два леса, всаженных один в другой.
Громадные деревья уходили в высоту на восемьдесят метров от земли; с их очень толстых ветвей свисали вниз бесчисленные лианы. А внизу земля поросла множеством других деревьев, более низких, которые как бы образовали второй, внутренний лес. Лучи солнца, пробившись сквозь листву первого — внешнего леса, задерживались густой листвой второго, и только редкие из них достигали земли. Потому и в полдень здесь почти темно; к вечеру темнота сгущается, а ночью здесь кромешная тьма. Нет возможности двинуться, не натыкаясь ежеминутно на близко стоящие друг к другу громадные стволы.
Но в этом двойном лесу есть и свое преимущество: он лишен света, но зато в нем нет ни кустарников, ни ползучих растений, которые при полном отсутствии света не могут подняться из земли.
По такому лесу пробирались теперь Ван–Горн и Корнелиус, натыкаясь то на пальмы, то на тековые деревья, на мимозы, на манговые деревья.
Встретив где–нибудь просвет между деревьями, охотники останавливались, чтобы еще раз выстрелом подать сигнал своим потерянным спутникам. Но сколько они ни стреляли, ответа все не было.
К заходу солнца они подошли к поляне. Здесь на опушке леса, у подножия громадного тека, они решили отдохнуть: беспокойство и усталость от непрерывной быстрой ходьбы совсем сломили их силы.
— Бедный дядя, — вздыхал Корнелиус, — как он должен теперь волноваться.
— Мы найдем его, Корнелиус, — успокаивал Ван–Горн. — Завтра, только встанет солнце, мы снова двинемся в путь и завтра же услышим ответный выстрел. Капитан всегда предусмотрителен: он не ушел далеко от того места, где мы с ним расстались.
— Но какую ночь он проведет! Он думает, что мы попали в плен к папуасам.
— Нет, он знает, что ружья при нас, а мы не таковы, чтобы так легко сдаться. Не будем отчаиваться, Корнелиус. Утро вечера мудренее.
Чтобы несколько рассеять мрачное настроение, Ван–Горн разжег костер и положил потом на угли жариться мясо бабирусы. Теперь они имели на ужин мясо, но не было хлеба: хлебцы из саго они оставили у мускатника, когда бросились преследовать раненого зверя.
Но и хлеб они нашли чем заменить. Поблизости оказалось хлебное дерево. Ван–Горн сорвал несколько плодов, разрезал их ломтиками, поджарил, и получилось блюдо, вкусом напоминавшее не то тыкву, не то артишок.
Плоды были величиной с голову ребенка и покрыты жесткой кожурой, содержавшей желтоватую мякоть.
Ужин, как он ни был вкусен, прошел не очень оживленно. И Корнелиус, и Ван–Горн, хотя и нуждались в подкреплении, почти не притронулись к яствам.
После ужина они потушили огонь, боясь привлечь внимание папуасов, если бы те оказались где–нибудь поблизости. Потом они устроили постель из груды ветвей и вытянулись на них, терпеливо ожидая первых лучей солнца, чтобы снова возобновить поиски своих оставленных товарищей.
