Бродяги Севера - Джеймс Оливер Кервуд

Буша Мак-Таггарта он зарычал бы, а потом дождался удобного случая и загрыз бы его. Но с этой девушкой все было иначе. Он боготворил ее – как когда-то Казан свою хозяйку. Если бы Ива отвязала Ба-Ри, он не убежал бы. Если бы она бросила его, он, скорее всего, последовал бы за ней – на почтительном расстоянии. Он не сводил с нее глаз. Наблюдал, как она разводит костерок и поджаривает себе кусок рыбы. Наблюдал, как она ест. День уже клонился к вечеру, когда она подошла и села рядом с ним, положив на колени букет цветов, которые она вплетала в длинные блестящие косы. Затем она игриво похлопала Ба-Ри кончиком косы. Он сначала отпрянул от шуточных ударов, и тогда Нипиза с тихим грудным смехом притянула его голову к себе и положила к себе на колени, на рассыпанные цветы. И заговорила с Ба-Ри. Ее рука гладила его по голове. Потом замерла – так близко от морды, что Ба-Ри хотелось высунуть теплый красный язык и лизнуть ее. Он вдыхал цветочный аромат ее кожи и лежал неподвижно. То была дивная минута. Нипиза, глядя на него, не различала, дышит ли он.

Тут им помешали. Треснула сухая ветка. Из леса тихо, как кошка, вышел Пьеро, и когда Нипиза и Ба-Ри подняли головы, он уже стоял на краю поляны. Ба-Ри понял, что это не Буш Мак-Таггарт. Но это было то чудовище, которое гналось за ним в ущелье! Он тут же напрягся под рукой Нипизы. Медленно и осторожно поднял голову с ее колен и зарычал, когда Пьеро шагнул к ним. Миг – и Нипиза вскочила и подбежала к Пьеро. Ее испугало выражение его лица.

– Что случилось, mon père? – воскликнула она.

Пьеро пожал плечами:

– Ничего особенного, моя Нипиза, просто ты пробудила в сердце комиссионера с Лак-Бэн тысячу демонов, и теперь… – Увидев Ба-Ри, он остановился и указал на него. – Когда месье комиссионер вчера поймал его в силок, он прокусил руку месье. Рука у месье раздулась вдвое, и я заметил, что кровь его почернела. Это печипу.

– Печипу!.. – охнула Нипиза.

Она посмотрела в глаза Пьеро. Они были мрачны и зловеще поблескивали – Нипизе подумалось, что победоносно.

– Да, заражение крови, – кивнул Пьеро. Тут глаза у него лукаво блеснули, и он обернулся через плечо, а потом продолжил: – Я спрятал лекарства и сказал ему, что нельзя терять времени, надо срочно возвращаться в Лак-Бэн. И он испугался, этот дьявол! Он ждет меня. Рука у него чернеет, и он боится возвращаться один, так что я провожу его. И послушай, моя Нипиза. Мы уйдем на закате, и до того я должен кое-что сказать тебе.

Ба-Ри смотрел, как они стоят лицом к лицу в тени высоких сосен. Слышал их негромкие голоса – в основном говорил Пьеро – и, наконец, увидел, как Нипиза обнимает страшного человека за шею, а потом Пьеро уходит обратно в лес. Она долго стояла и глядела отцу вслед. Так долго, что Ба-Ри уже начал думать, что она никогда больше к нему не повернется. А когда Нипиза все же повернулась к Ба-Ри, вид у нее был совсем не тот, что у Нипизы, вплетавшей цветы в косы. Лицо и глаза у нее больше не смеялись. Она опустилась на колени возле Ба-Ри и с неожиданной страстью выпалила:

– Печипу, Ба-Ри! И это ты, ты впустил отраву ему в кровь. Надеюсь, теперь он умрет! Но мне страшно, страшно!

Она содрогнулась.

Быть может, в этот миг Великий Дух всего сущего решил, что Ба-Ри должен наконец осознать одну истину, – по крайней мере, он намекнул ему на это, – что настал его день и теперь восходы и закаты ничего не значат для него, и весь его мир – эта девушка, чья рука гладит его по голове. Ба-Ри тихонько заскулил и дюйм за дюймом пододвинулся к ней, и вот уже его голова снова легла ей на колени.

Глава XV

После ухода Пьеро Ива долго сидела, не шевелясь, рядом с Ба-Ри. Потом спустились сумерки, неподалеку послышался раскат грома, и Нипиза стряхнула страх перед всем тем, о чем говорил ей Пьеро. Она подняла глаза и увидела, что над поляной, над верхушками сосен, собираются черные тучи. Темнело. Шепоток ветра и мертвая тишина сгущавшейся мглы предвещали собиравшуюся грозу. Не будет сегодня великолепного заката. Не будет ни предвечернего часа, когда легко различать тропу, ни луны, ни звезд – и, если Пьеро с комиссионером еще не успели пуститься в путь, они никуда не пойдут: скоро все здешние края накроет беспросветная тьма.

Нипиза поежилась и встала. Ба-Ри тоже поднялся на ноги впервые за все время и встал рядом с ней. Молния, как огненный клинок, расколола над ними тучи, и тут же раздался страшный раскат грома. Ба-Ри отпрянул, будто от удара. Он бы вжался в стену вигвама в поисках укрытия, но поглядел на Иву, и что-то в ее облике придало ему храбрости. Снова раздался гром. Но теперь Ба-Ри остался на месте. Его взгляд был прикован к Нипизе.

Она стояла, прямая, стройная, в сгущавшейся тьме, раздираемой молниями, стояла, запрокинув красивую голову, и глаза ее сияли жадным предвкушением – скульптура богини, которая затаив дыхание ждет, когда разверзнутся карающие небеса. Возможно, все дело в том, что Нипиза и родилась в грозовую ночь. Пьеро и ее покойная принцесса-мать много раз говорили ей об этом – что в ночь, когда она явилась в мир, гром гремел и молнии сверкали часы напролет, будто в аду, реки выходили из берегов и десять тысяч сосен рухнули в лесу, а ливень хлестал по крыше хижины так, что заглушил и стоны матери, и первые крики новорожденной.

Должно быть, в ту самую ночь в Нипизу вселился Дух Грозы. Она любила смотреть грозе в лицо – как сегодня. В грозу она забывала обо всем, кроме великолепной мощи природы, ее полудикая душа ликовала от грохота и огня, и то и дело Нипиза воздевала обнаженные руки и радостно смеялась навстречу струям дождя. Вот и сейчас она стояла бы на поляне, пока не хлынет ливень, но Ба-Ри заскулил, и она вернулась к нему. И когда первые крупные капли тяжело и глухо застучали вокруг, словно свинцовые пули, Нипиза вместе с Ба-Ри спряталась в можжевеловый вигвам.

До этого Ба-Ри только раз пережил страшную ночную грозу – когда прятался под корнями сосны и