Полярный конвой. Пушки острова Наварон - Алистер Маклин
— Восхитительно! Просто гениально. Талантливый командир Мэллори не мог придумать ничего лучшего. На сто миль в округе это наверняка единственная бухта с немецким дозором. Нужно обшарить не меньше сотни островов, чтобы наткнуться на него. Теперь мне остается только пойти и уничтожить немцев. Давайте-ка еще раз взглянем на карту, Стивенс.
Стивенс передал Мэллори карту. Тот, накрывшись брезентом и включив фонарик, стал ее изучать. Стивенс прислонился спиной к переборке и глубоко затянулся сигаретой. Вкус затяжки показался ему отвратительным, а вид Андреа вызывал у него чувство неприязни (ведь именно он заметил немецкий пост) — это болезненное ощущение страха вновь заползало в него. «У них наверняка пушки наверху, — тупо думал Стивенс. — Без пушек бухту не удержать.». Он потер рукой бедро повыше колена, но противную дрожь унять не удалось — страх был сильнее его. Стивенс благословил милосердную темноту крошечного помещения, но когда он заговорил голос его звучал твердо:
— Вы зря ругаете себя, сэр. Это единственная удобная стоянка. В такую бурю мы не смогли бы нигде подойти к берегу.
— Точно. Истинная правда. — Мэллори свернул карту. — Больше укрыться было негде. Самая удобная бухта, в которой можно переждать шторм, и немцы усвоили этот неоспоримый факт раньше нас. Именно поэтому я должен был предположить, что они обязательно поставят дозор. Но, как говорится, снявши голову, по волосам не плачут. — Он повысил голос. — Шеф!
— Хелло! — глухо донеслось из машинного отделения.
— Как там дела, Браун?
— Дела идут, сэр. Почти собрал.
Мэллори облегченно кивнул:
— Сколько еще возиться? Час?
— Около этого, сэр.
Мэллори опять взглянул на Стивенса и Андреа. — Ну, вроде бы все складывается не плохо. Через час отчаливаем. Будет уже достаточно темно, чтобы наши друзья наверху не могли вести по нам прицельный огонь, но еще достаточно светло, чтобы пройти по этому извилистому проходу между рифов.
— Вы полагаете, сэр, что они попытаются нас задержать? — Голос Стивенса звучал слишком ненатурально. И он боялся, что Мэллори заметил это.
— Не думаю, что они выстроятся вдоль берега и помашут вслед, пожелав счастливого пути. — Сухо заметил Мэллори. — Как вы полагаете, Андреа, сколько их там?
— Я видел двоих, — задумчиво ответил Андреа. — Их трое или четверо, капитан. Маленький пост. Вряд ли их там больше.
— Пожалуй, вы правы, — согласился Мэллори. — Основной гарнизон находится в деревне, в семи милях отсюда, судя по карте. И не похоже… — он осекся и напряженно прислушался, ругая себя за то, что не поставил дозорного. На Крите такая халатность стоила бы ему жизни. Мэллори выбрался на палубу. Оружия он не взял, а прихватил полбутылки мозельского. Старательно изображая пьяного, Мэллори проковылял по палубе и чуть не свалился за борт. На берегу, в десяти метрах от него, стоял немецкий автоматчик. Мэллори нагло уставился на него, и, прежде чем снизойти до разговора, встряхнул бутылку и приложился к горлышку.
Худое загорелое лицо немца исказила гримаса гнева.
Мэллори не обратил на это внимания. Небрежно обтер губы рукавом черной куртки и сверху вниз вызывающе посмотрел на солдата.
— Ну, какого черта тебе нужно? — нахально и неторопливо спросил он, как истинный островитянин.
Мэллори увидел побелевшие суставы пальцев на стволе автомата. Мелькнула мысль: не переборщил ли он? За себя он не беспокоился, — в машинном отделении затихли, а рука Дасти Миллера никогда не оказывалась слишком далеко от автоматического пистолета с глушителем, — но ему не хотелось осложнений. По крайней мере сейчас, находясь под прицелом двух «шпандау» на сторожевой башне.
Солдат едва сдержал себя. Требовалась наблюдательность Мэллори, чтобы заметить следы колебания и растерянности. Греки, даже полупьяные, никогда не разговаривали с оккупантами в таком тоне, если не чувствовали своего превосходства в силе. Мэллори и рассчитывал воспользоваться этим.
— Что за судно? Куда направляетесь? — солдат говорил по-гречески медленно, с паузами, но вполне сносно.
Мэллори опять приложился к бутылке, сладостно причмокивая губами, сделал глоток-другой и, оторвавшись от горлышка, любовно посмотрел на нее.
— Очень мне нравится в немцах умение делать прекрасное вино, — громко сказал он. — Спорю, что вам нельзя попробовать его! Угадал? А пойло, которое делают на материке, начинено смолою так, что его можно употреблять только вместо горючего для фонарей. — Он умолк на минуту. — Конечно, если вы знаете честных людей на островах, они достанут вам немного узо[48], но мало кто из наших может делать вина лучше мозеля или рейнвейна.
Солдат поморщился. Как большинство военных, он презирал предателей, даже если они были на их стороне. Правда, в Греции предателей оказалось не так уж много.
— Я спрашиваю, что за судно и куда идет? — холодно повторил он.
— Каик «Агион». Идем на Самос, — гордо ответил Мэллори и добавил значительно: — По приказанию.
— Чей приказ? — спросил солдат.
— Господина коменданта Вати, генерала Крейбеля, — почтительно сказал Мэллори. — Вы, конечно, слышали о герре генерале, правда? — Мэллори знал, это подействует: о командующем десантными войсками генерале Крейбеле, поклоннике железной дисциплины, знали далеко за пределами островов. Мэллори мог поклясться, что лицо солдата побледнело, но тот не успокоился.
— Бумаги есть? Рекомендательные письма?
Мэллори устало вздохнул и повернулся к рубке.
— Андреа! — позвал он.
— Чего надо? — Массивная фигура грека показалась в проеме. Он слышал разговор и продолжал игру Мэллори: открытая бутылка вина почти скрывалась в его лапище. Он подошел поближе и сказал недовольно: — Не видишь, я занят. — Потом оглядел солдата и так же недовольно спросил: — Чего ему?
— Наши пропуска и рекомендательные письма герра генерала. Они внизу в каюте.
Андреа с ворчанием спустился вниз. На берег перебросили канат, подтянули корму и передали солдату бумаги. Они были сделаны отлично. Вплоть до фотостатического факсимиле генерала Крейбеля ничто не могло вызвать ни малейшего подозрения в их оформлении. Солдат вернул бумаги с невнятными словами удовлетворения.
Только сейчас Мэллори разглядел, что перед ним совсем юнец, лет девятнадцати: чистое открытое лицо, не похожее на лица молодых фанатиков из эсэсовских дивизий, осмысленные живые глаза. Мэллори подумал, что ему не хотелось бы убивать этого мальчишку в солдатской форме.
Он сделал знак Стивенсу. Тот передал ему полупустую корзину с бутылками мозельского, Мэллори
