Джеймс Роллинс - Амазония
Коуве выглядел удрученным, словно ждал большего, но не наплел что возразить.
Да и что будет проку, если лекарство отыщется, а сами они сгорят заживо?
Виток за витком поднимались они к верхушке дерева. Вдруг до них долетел звук приближающихся шагов. Нат и Коуве переглянулись. Кто-то спускался.
Потом из-за поворота вылетел Дакии – запыхавшийся и словно взволнованный чем-то. От неожиданности он шарахнулся в сторону и быстро затараторил по-своему. Даже Коуве не успевал разбирать то, что он говорил.
– Не так быстро, – сказал Нат.
Дакии схватил его за руку.
– Сын вишва, твоя идти.
Он тянул Ната вверх по туннелю.
– Как там ваш шаман?
Дакии затряс головой.
– Его живет. Однако больной, крепко больной.
– Отведи нас к нему, – попросил Нат.
Индеец с готовностью внял просьбе, после чего они резво припустили наверх. Не прошло и минуты, как четверка показалась в лечебнице.
В одном из гамаков Нат тотчас увидел шамана. Он еще дышал, хотя выглядел очень неважно. Кожа сделалась бледной до желтизны и лоснилась от пота – у индейца начался жар. Да, верно, «крепко больной».
Едва они подошли, раненый сел на кровати, что, судя по всему, причинило ему нестерпимую боль. Шаман замахал на Дакии, как бы отсылая его с поручением, а затем воззрился на Ната. Глаза индейца лихорадочно блестели, но взгляд все же был ясным.
Нат обратил внимание на обрывки веревок под гамаком. Выходит, Фавре связал шамана, невзирая на смертельную рану.
Индеец ткнул рукой в сторону Ната.
– Твоя вишва… как отец.
Нат собрался возразить. Ну какой из него шаман? Но тут Коуве одернул его.
– Скажи «да», – нажимал профессор.
Нат осторожно кивнул, положившись на его интуицию.
Шаман принял ответ с нескрываемым облегчением.
– Хорошо, – проговорил он.
Вернулся Дакии, неся в руках кожаный кошель и пару тростинок. Он протянул принадлежности вождю, но тот был чересчур слаб, поэтому остальное Дакии выполнял сам по его указаниям.
Сперва следопыт взял кошель.
– Кожа с мошонки ягуара, – прокомментировал Коуве.
– Надо думать, последний писк моды, – буркнул Нат.
Дакии расширил отверстие. Внутри оказался некий ярко-красный порошок. Шаман стал пояснять со своего гамака. Коуве переводил, хотя Нату удалось понять кое-что самому.
– Он назвал порошок али-не-Ягга.
– «Кровь Матери», – сообразил Нат.
Увидев, как Дакии набивает концы соломинок порошком, Коуве обернулся к Нату.
– Догадываешься, что сейчас будет?
Нат знал ответ почти наверняка.
– Это вроде эпены, наркотика яномамо.
Годами работая с разными общинами яномамо, Нат не раз удостаивался приглашений на церемонии с его употреблением. «Эпена» в переводе с их языка значит «солнечное семя». Этот мощный галлюциноген шаманы применяли, чтобы войти в контакт с миром духов. По преданиям, снадобье призывало из джунглей хекура – человечков, которые передавали шаманам свои медицинские знания. Когда его попробовал Нат, все, что он испытал, – это сильнейшую мигрень и головокружение. К тому же сам способ употребления его отнюдь не вдохновил. Порошок нужно было втягивать через нос.
Дакии вручил по тростинке шаману и Нату. Раненый вождь поманил Натана к себе, веля присесть у его гамака. Нат подчинился.
Коуве решил предостеречь его.
– Шаман при смерти и знает об этом. Поэтому ритуал, который он предлагает, не простой. Думаю, он хочет возложить на тебя заботы о племени, деревне и Ягге.
– Но я не могу их принять! – оглянулся на профессора Нат.
– Придется. Как только ты станешь шаманом, тебе откроются все тайны бан-али. Улавливаешь, о чем речь?
Нат набрал воздуха в грудь и кивнул.
– Лекарство.
– Вот именно.
Он подошел к гамаку и присел на колени.
Шаман показал ему, что нужно делать. Как оказалось, ритуал почти в точности повторял эпеновую церемонию яномамо. Индеец поднес начиненный порошком конец тростинки к носу, а Нату велел положить в рот ее свободный конец. Со второй соломиной поступили противоположным образом – Нату достался «заряженный» конец, а шаману – пустой. В ходе ритуала они должны были одновременно выдуть порошок друг другу в нос.
Шаман поднял руку. Оба сделали глубокий вдох – и…
Индеец махнул.
Нат резко дунул в тростинку, крепясь перед ударом по собственным носовым пазухам. Но не успел он даже выдохнуть до конца, как наркотик свалил его с ног.
Нат рухнул навзничь. В голове пронесся огненный вихрь, напоследок полыхнув ослепляющей болью. Ощущение было такое, словно в череп ему угодила граната. Комната завертелась с ошеломляющей быстротой. Нат потерял чувство опоры. Перед ним вдруг разверзлась бездонная пропасть, и вот он уже падал в нее, несся вниз, кувыркался во тьме… Тьма отчего-то казалась сияющей. Кто-то далекий окликнул его, а он даже не чувствовал губ, чтобы ответить.
Наконец его падающее тело ударилось о какую-то потустороннюю твердь, разбив ее вдребезги. Тьма треснула, как угольно-черное стекло, осколки распались и сгинули. Осталась лишь тень в форме стилизованного деревца. Она как будто вырастала над темным холмом. Нат повис сверху и стал смотреть. Деревце менялось на глазах, становилось отчетливей: появлялся объем, вырастали листочки – черные, как сама ночь, мутовки ветвей, гроздья орехов…
Ягга.
Затем из-за холма показались чьи-то крохотные силуэты. Странные существа вереницей взбирались на холм, направляясь к одинокому дереву.
«Хекура», – подумал Натан сквозь транс.
Стоило ему подплыть ближе, как фигурки сделались четче, подобно дереву, и вскоре он понял, что ошибался. То были не человечки, а звери самых разных мастей и размеров – обезьяны, ленивцы, крысы, крокодилы, ягуары… Некоторых он даже не смог определить. Среди фигурок животных попадались и люди – мужчины и женщины. Каким-то шестым чувством Нат знал, что и это не хекура. Процессия прошла к дереву, внутрь дерева. Силуэты смешались с его черной тенью. Что с ними стало? Должен ли он, Нат, пойти следом?
Но вот они вышли опять, появились с другой стороны, претерпев поразительную перемену. Там, где была чернь, пробивалось сияние. Лучащиеся силуэты окружили волшебное древо. Люди и твари, оберегающие Мать.
Паря в воздухе, Нат чувствовал: время ускорило бег. Он видел, как люди то и дело возвращались к древу, когда их сияние меркло. Плоды дерева, съеденные, возрождали свет, и люди снова занимали место в хороводе детей Ягги. Ритуал обновления многократно повторялся.
Вскоре видение потускнело, как старая кинопленка, стало мутнеть и постепенно растворилось в изначальной тьме.
– Нат? – позвал чей-то голос.