Сергей Алексеев - Утоли моя печали

Предложение работать во внешней разведке было не удивительным, в какой-то степени закономерным; в эту службу вербовали из Института международных отношений и с факультетов журналистики. Бывало, что кто-то из сокурсников как-то незаметно исчезал с горизонта, и более человека никто не встречал. Мало того, из студенческих альбомов вдруг пропадали фотографии, а то и письма, если таковые были. Скорее всего менялись имена и фамилии, человек, как химически пассивное вещество, растворялся в этой кислоте без остатка, и скоро даже лицо было трудно вспомнить. И работа, с точки зрения Ярослава, не казалась унизительной или недостойной. Каждому свое. Один в состоянии вести двойную жизнь, вечно держать себя под многократным контролем, растворяться, другой – нет. Но сейчас остался неприятный осадок какой-то грязи.

Это была не обычная вербовка: Скворчевский искал подходы к Закомарному и, видимо изучая круг его знакомых, наткнулся на Ярослава…

Вернее, его интересовал не сам хозяин Дворянского Гнезда, а его гости, в частности дядя Юлии и она сама…

И все-таки он не отступится! С женщинами вряд ли что сделает, они не такие, чтобы их можно было обидеть или наказать. Но мама!..

После того как Юлию увезли, Ярослав долго искал утешения, усмирения своих чувств и решил съездить к матери в Свято-Никольский монастырь. Не то что вспомнил о ней, а почувствовал, что только возле матери, под ее рукой можно успокоить мятущуюся душу. Это было уже после пожара, и в Скиту, точнее, в каменном сарае жили женщины – Марианна-пленница, Олеся-зечка, Марина с Таней и две Надежды – бывшие хиппи. Было на кого оставить хозяйство, и он сорвался без всякого отпуска, даже директора не предупредил. С собой взял обгоревшую икону, чтобы показать матери, из-за кого сердце болит и покоя нет, вместо фотографии…

4

В Малоярославец он приехал на последней электричке, когда ворота монастыря уже были заперты, а за ними лаял огромный сенбернар. Перелазить через каменный забор было не то что опасно, а неловко: ничего себе, сын в гости к матери приехал, да не куда-нибудь, а в женскую обитель. Ярослав посмотрел на пулевые пробоины, оставленные едва ли не наполеоновскими солдатами на фасаде ворот, – стреляли по иконе Богородицы и ни разу не попали! – и пошел вдоль стены: может, есть где ход, через который можно проникнуть на территорию и там заночевать где-нибудь в развалинах старых корпусов. И когда вышел к монастырским огородам за стеной возле угловой башенки, неожиданно увидел в ее узком открытом окне бородатого человека с сигаретой – явление для женской обители странное, поэтому непроизвольно остановился.

– Эй, ты что тут бродишь? – окликнул мужчина и пыхнул дымом.

Ярослав решил, что это сторож, и подошел к высокому окошку.

– Понимаешь, брат, я к матери приехал, к матушке Илиодоре, – объяснил он. – На последней электричке… Ты знаешь Илиодору?

– Знаю, – осторожно проронил сторож. – Но у тебя на лбу не написано, что ты ее сын.

– Могу показать паспорт, – Ярослав стал рыться в кармане.

– Да ладно, не ищи, – буркнул сторож. – Подойди, посмотрю на тебя…

Он подошел к округлой стене башни и поднял голову. Тот взглянул, хмыкнул и подал руку.

– Залазь! Переночуешь тут, у меня…

Это оказался не сторож, а какой-то литератор, присланный в монастырь своим редактором-женщиной, чтобы сделать ремонт в башне и устроить там келью: жилья в обители не хватало. Редакторша собиралась уйти в послушницы надоело выпускать пошлые книжки, и этот литератор теперь отрабатывал за последнюю свою возможность издать какой-то роман, по его словам такой же пустой и пошлый. Он походил вовсе не на писателя, а на уставшего, голодного мужика, который делал все одновременно – говорил, ел салями и курил сигареты одну за одной.

– А я живу в Скиту, – то ли похвастался, то ли сообщил Ярослав. – В заповеднике. Вот где рай, вот бы где романы писать.

– Ничего ты не понимаешь, – сказал самоуверенный литератор. – Рай тут, в женском монастыре. Знаешь, какие они красивые? Я даже по утрам на службу не хожу, глаз не могу поднять. Стоят в черном, лица белые, а в глазах печаль и радость. Где еще увидишь, чтоб у женщин была сразу печаль и радость?

– У меня в заповеднике тоже есть женщины, – признался Ярослав. – И тоже красивые…

– В заповеднике, может быть, – литератор доел колбасу, лег на деревянные нары. – Давай устраивайся и спи. Счастливый, завтра мать свою увидишь…

Ярослав уже засыпал, когда услышал вздох литератора и его полусонный голос:

– У них тут своего священника нет… Приезжает монах из Оптиной пустыни и служит. Настоятельница говорит, оставайся, мы из тебя батюшку вырастим. Остаться, что ли?.. Или романы писать?.. Нет, я бы остался, если бы не такая несправедливость. Говорят, женщина ближе к Богу, а сама служить не может. Ну, церковные таинства совершать не может. Странно, не понимаю… Геноцид какой-то. Или чистое иудейство… Почему не может? Рожать может, а таинства совершать – нет!.. Господь им дал такие способности! Можно сказать, рядом с собой поставил. Они жизнь творят – вот это таинство…

Разбудила Ярослава матушка Илиодора – литератора в башне уже не было, погладила руку, посмотрела в глаза.

– Не говори ничего, вижу, – предупредила. – Ничего, это хорошо. Значит, скоро женишься, и я успокоюсь. Благословляю тебя.

Он молча высвободил икону из рюкзака, развернул ткань от крыла. Матушка взглянула, перекрестилась.

– Что… Что ты хочешь сказать?

– Это моя невеста, мама…

Илиодора сложила руки крестом на груди, склонилась и поцеловала образ.

– На все Ее воля, сынок… А ты не ошибаешься? Нет? Это ты мне привез? Огнем освящена, икона-то…

Он промолчал, а матушка взяла икону вместе с тряпицей, поднесла к его губам.

– Благословляю. Ступай, теперь мне будет легко молиться.

Он приложился к образу, поклонился матери и ушел.

И только когда вновь оказался за воротами монастыря перед расстрелянным фасадом с Богородицей, вдруг ощутил, точнее, осознал, что утешился…

…Трасса была чистая, редко попадались встречные грузовики, а попутных за все девяносто километров не пришлось обгонять ни одного. Ярослав любил ездить ранним утром, когда прохладно и пусто на дороге, машина была изрядно потрепана и сильно теряла скорость на длинных тягунах, так что перед каждым подъемом ее следовало разгонять, чтобы выбраться на гору и не закипеть. Недалеко от свертка на частную дорогу Закомарного впереди все-таки замаячил тяжелый «КамАЗ» с прицепом, ползущий на подъем по осевой линии. Можно было бы отпустить его, потянуться до свертка, но Ярослав выжал хорошую скорость и все-таки пошел на обгон. В черном облаке выхлопа от грузовика он не сразу заметил выбоины на краю асфальта – пришлось прижиматься к обочине, – машину тряхнуло, после чего он притормозил и обогнал грузовик уже на вершине горы…