Эмилио Сальгари - В дебрях Атласа
Афза вскочила, как раненая львица. Из груди ее вырвался дикий крик.
— Ах, негодяй! Он мстил!
— Кто?
— Вахмистр. Он велел передать мне это через одного спаги однажды, когда ты уезжал продавать наших последних верблюдов.
— Это было еще до твоей свадьбы?
— Да, отец. Под тем предлогом, что ему нужно напоить лошадь, этот солдат остановился у нас. Он сказал мне, что следует отказать Михаю и принять руку, которую мне предлагает вахмистр… Иначе может случиться большое несчастье.
— А вахмистра ты видала?
— Да, он несколько раз — всегда в твое отсутствие — бродил вокруг дуара. Вероятно, кто-нибудь подсматривал за тобой и давал знать ему… Стало быть, теперь мой господин…
— Пойдет под военный трибунал. Его расстреляют, если мы не спасем его раньше трех недель, — ответил Хасси.
Несколько минут между отцом и дочерью царило тяжелое молчание, затем Афза выпрямилась и, прижимая руки к груди, будто желая сдержать сильное биение сердца, сказала:
— Я должна спасти его.
— Ты? — воскликнул Хасси с изумлением и страхом.
— Разве во мне не течет арабская кровь? Ты сам сказал это. И к тому же кровь древних воинов, потомков мавров Альгамбры, Гранады и Кордовы…
Хасси смотрел на Афзу и видел в глазах этой молодой женщины, которую можно было бы назвать еще девочкой, так как ей шел всего шестнадцатый год, тот же дикий угрожающий огонь, как в начале разговора.
— У меня есть мое длинное ружье, а ты знаешь, что еще ни разу я не давал промаха из него… — начал он.
Звезда Атласа энергично покачала головой.
— Если б ты даже убил вахмистра, то не освободил бы таким образом моего возлюбленного господина.
— Что же ты хочешь сделать?
— Пойду к вахмистру и постараюсь добиться, чтоб он отпустил моего господина.
— Нет, Афза, это невозможно.
— Я заставлю отпустить графа. Ты только одолжи мне свой кинжал, проводи меня в блед и сам не отходи далеко… Все остальное — дело мое.
— Но он может бежать без тебя. Сержант обещал помочь ему. Решетка уже почти выломана, остаются только кандалы. Об этом я позаботился.
— А я думаю о часовых, день и ночь ходящих вокруг бледа. Великий Магомет! Ведь они могут убить графа, когда он попытается бежать! Отец, я люблю этого христианина, сделавшегося моим господином!..
Последние слова Афзы прервались рыданием.
В это мгновение в дверях появился старый негр и доложил, что к дуару подъезжает верховой франджи18.
На равнине показался всадник верхом на статной гнедой лошади, оседланной по-алжирски, с седлом и уздой, украшенной бахромой. На всаднике был голубой мундир и красные рейтузы; на голове картуз с большим козырьком и родом белого платка сзади. Он ехал осторожно, время от времени придерживая коня.
— Отец! — воскликнула Афза. — Это спаги вахмистра. Хасси обратился к негру.
— Принеси ружье с длинным стволом.
Афза повелительным жестом остановила раба и, обращаясь к отцу, дрожавшему от ярости, сказала так же решительно:
— Ты не убьешь этого человека. Сам Аллах посылает его. Я тебе теперь покажу, достойна ли Звезда Атласа быть дочерью одного из самых храбрых воинов Абд аль-Кадира, алжирского героя… Иди в шатер, отец, и предоставь действовать твоей Афзе. Пусть спаги думает, что тебя и сегодня нет дома-
— Но ты замужем и не должна показывать лицо гяуру19.
— Мой муж христианин, и европейские женщины не закрывают лица, когда говорят с мужчиной. Ведь мне придется жить среди христиан. Иди, отец, я так хочу… Вопрос о жизни моего господина…
Хасси поник головой и удалился в шатер.
Афза постояла минутку, не отнимая рук от сердца и глубоко вдыхая горячий воздух, затем резким движением откинула назад волосы и пошла вдоль ячменного поля, приказав удивленному негру:
— Достань воды из колодца… Я сейчас подойду.
Несмотря на тяжелое предчувствие, сжимавшее ей грудь, Афза снова начала напевать свою песенку. По временам она останавливалась у длинного ряда алоэ, будто любуясь гигантскими копьями, выходящими как бы из огромных палашей. Волокнами их жители Нижнего Алжира перевязывают раны, из них приготовляют особый сорт папирос, одну из которых с видимым удовольствием посасывали хорошенькие губки Звезды Атласа, между тем как в груди ее бушевала буря.
Спаги остановился у колодца — глубокого сруба, почти до краев наполненного чистейшей водой, потому что в глубине этой на вид бесплодной равнины сохраняются богатейшие запасы воды, — и иронически смотрел на мавританку.
Это был человек лет тридцати, с лицом, обезображенным оспой и двумя шрамами, очевидно, от нанесенных ятаганом ран. Одного глаза у него не было, и все это вместе производило отталкивающее впечатление.
Он спешился, привязал взмыленную лошадь к стволу пальмы и, приподняв картуз, сказал:
— Привет Звезде Атласа!
Афза взглянула на него, делая вид, что не узнает, и ответила несколько небрежно:
— Аллах с тобой, франджи!
— Можно напоить лошадь? Я уж не первый раз останавливаюсь у этого колодца.
— Теперь я тебя узнала.
Подошел негр с большим глиняным сосудом и, наполнив его по приказанию хозяйки водой, молча поставил перед спаги.
— Вода в пустыне не так плоха, как думают, у нас в бледе куда хуже, — сказал спаги.
— Здесь не пустыня, — возразила Афза, делая знак негру.
Негр Ару, привыкший понимать свою молодую госпожу без слов, отошел шагов на десять и спрятался в кустах акации, куда предварительно уже поставил одно из тех длинных ружей с выгнутыми прикладами, какие употребляются у марокканцев и алжирских бедуинов, и пару длинных пистолетов.
Хасси аль-Биак, очевидно, поручил ему охранять дочь.
— Вода у нас хорошая, — продолжала Афза, — дай твоей лошади напиться вволю. Когда ты выехал из бледа?
— Вчера вечером: я ездил в Моселлах с поручением от вахмистра.
— Капитан еще не вернулся?
— Нет. А кстати, мне надо передать тебе известие, которое вряд ли тебя обрадует…
— А что? — спокойно спросила Афза.
— Михая Чернаце, венгерского графа, посадили в карцер… Теперь ему скоро…
— Что ж, он плохой человек!
— Настоящий черт! Не то что наш вахмистр. Недаром ему дали золотую медаль за стычку с какими-то неграми в Сенегале.
— Вот как! — сказала Афза.
Спаги выпил несколько глотков воды и, стоя около лошади, спросил:
— Ты знаешь, что он любит тебя?
— Кто? — рассеянно спросила Афза.
— Ах, черт! Да вахмистр. Только и думает о тебе. Ведь ты видела его, разве он не красивый мужчина? И хороший человек. Весь блед его обожает… Он сделал бы тебя счастливой.
Афза не могла удержать презрительной улыбки: она знала, как все ненавидели вахмистра — даже больше Штейнера.